Безопасность мою гарантировали те же правила Пятки, по которым хронисты, так же как убогие и слабоумные, неприкосновенны.

Интересно было преизрядно. Я бывал на городском дне по делам службы – летописец должен уделять внимание не только богатым и благополучным кварталам. Как-то раз отправился вместе со стражей в дом одного жирного окорока, когда охранители вязали там заезжего гастролера. Злодей обретался в грязной обветшалой халупе, зато внутри нее царила такая роскошь, что иной вурд мог бы удавиться от зависти. А Оле Сван говорил, что так сладко живет далеко не единственный человек на воровской окраине.

Но раскрывать свои секреты, показывать истинное нутро Пятка чужаку не станет. Жуткие захламленные улицы безлюдны, но за спиной постоянно мелькают быстрые тени, хищные взгляды ощупывают тебя, оценивая и примеряясь. Воровской квартал похож на холодную гладь океанской бездны, где под толщей свинцовой воды бесшумно скользят, извиваясь, силуэты морских гадов.

Человек в плаще и низко надвинутой шляпе – хотя какой смысл скрывать внешность сейчас, когда пришлось назвать имя? – распахнул передо мной дверцу кареты с наглухо закрытыми окошками.

– Хеск хронист, вас ждут.

– Вы не станете завязывать мне глаза?

– Нет. И шпагу тоже можете оставить при себе. Ночные люди Гехта доверяют слову хрониста.