Каков же выход из социального застоя, типичного для капитализма?

Даже при частой смене вывесок системная жизнь вызывает гниение общественных институтов, тяготит людей, продуцирует взрывной протест. Системники изобретательны по части средств его предотвращения. На Западе особенно популярен подкуп трудящихся, привлечение их к той или иной модели совладения средствами производства. Однако любые реформы на буржуазной основе возвращают всё на круги своя. Движение происходит. Как по восходящей, так и по нисходящей, как расширяющееся, так и сужающееся, как безостановочное, так и прерывистое. Но всегда – замыкающееся в себе, ибо жёстко ограничено рамками ПРИБЫЛИ, ради которой оно, собственно, и запускается. Революция отсрочена, но и эволюции нет. Стагнация перешла на новый уровень и осталась тем, чем была.

Её не в силах были предотвратить финикийские торжища, с ней бессильны справиться фондовые биржи от Франкфурта-на-Майне до Токио. Этого нет лишь при социализме, когда правильное развитие требует, чтобы рамки прибыли постоянно сужались и отодвигались на периферию народнохозяйственной деятельности, прежде чем исчезнуть в коммунистическом обществе. Тогда и перестанут гнаться друг за другом, топтать друг друга, брести, ползти и выдыхаться околоприбыльные человеческие императивы. Начнет развиваться, упорядочиваться, устремляясь в будущее, всё движение человечества.

Круговерть погони только за личным успехом, за персональным обогащением отравляет всё человеческое в индивидууме и в обществе. При этом эксплуататорский гнёт со стороны вышестоящих частников ощущает на себе и капиталовладельческая мелкота. Такова хамская сущность системы, чей механизм эксплуатации представляет собой многоступенчатую пирамиду, давящую на всё, что ниже её верхних уровней.

Наводя тень на плетень, противная сторона ссылается на то, что иерархия существует и у коммунистов, что строение любого общества и управление им неизбежно подразумевают пирамиду или башню социального неравенства, а это есть, мол, отражение объективно неодинакового интеллектуального и материального богатства. У коммунистов и у капиталистов может быть какое угодно внешнее совпадение форм устройства жизни при ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ содержаний. Но в данном вопросе у них даже формы не слишком совпадают. (См. Приложение II.)

Капитализм наплодил апологетов. Некоторые экономические агитки, сочинённые капиталистическими долдонами, удостоены даже Нобелевской премии. Вопреки догмам системников, рыночная экономика не только не способствует развитию демократии, но прекрасно чувствует себя в самых мрачных и жестоких диктаторских обществах, не препятствует религиозной, расовой, социальной и другой нетерпимости. В ней царствует не свобода, а капитал. Есть капитал – ты свободен (иногда), нет капитала – ты раб (всегда). Она расточительна и убыточна, безнадёжно проигрывает сталинской модели централизованного планирования и административно-командного управления.

Сталинские управленцы решили сложнейшую головоломку, найдя систему хозяйствования, полностью отвечавшую первой фазе коммунистической формации – социализму, изменив природу рынка, товара, цены и других категорий, ранее понятийно связанных лишь с капитализмом. Заставили их прекрасно послужить принципу «От каждого по способности, каждому по труду».

Раннесоветская экономика была поразительно высокоэффективной, динамичной, новаторской. Она развивалась на основе открытого Сталиным основного экономического закона социализма, о котором мы скажем ниже. Унаследовав хилую промышленность царской России, приросла за время торжества сталинизма 50 тысячами крупных предприятий. В ней родилось то, что капитализму и не снилось – массовое движение последователей донбасского шахтёра Алексея Стаханова. Стахановцы были передовиками, которые за счёт организационного совершенствования и лучшего использования техники поднимали личную и коллективную производительность труда до рекордного уровня; предреволюционный был превышен сталинской экономикой более чем в 40 раз. Будучи плановым, наше народное хозяйство руководствовалось объективными реальностями, а не субъективизмом позднесоветского образца. Не поддалось соблазну облегчённого, но тупикового экстенсивного развития, пойдя курсом интенсификации производства. Не имело никакого отношения к экономическому сумасшествию под названием «прибыль» и к экономическому же безумию под названием «монетаризм».