Скромно высказанные Сталиным в 1920 году положения обрели завершенную форму в Кратком курсе истории ВКП(б), где сказано так: «К половине октября белые овладели всей Украиной, взяли Орел и подходили к Туле… Белые приближались к Москве. Положение Советской Республики становилось более чем серьезным. Партия забила тревогу и призвала народ к отпору, провозгласив лозунг “Все на борьбу с Деникиным!”».

Напомним, что работа В. И. Ленина «Все на борьбу с Деникиным!» была опубликована за подписью ЦК РКП(б) 9 июля 1919 года. Авторы Краткого курса это прекрасно знали, тем более что при ознакомлении членов Политбюро с рукописью этой ленинской статьи Сталин резко возражал против некоторых ее положений и высказанных там критических замечаний в адрес партийных органов, которые «берут неверный тон по отношению к военным специалистам (как это было недавно в Петрограде)».

Почему же события, происходившие в разное время, свалены в одну кучу и отнесены «к половине октября»? Сделано всё это не по ошибке, а совершенно сознательно, чтобы:

– во-первых, всячески сблизить по времени прибытие Сталина на Южный фронт с контрнаступлением войск Южного фронта, начавшимся в десятых числах октября (в штаб Южного фронта Сталин прибыл 3 октября);

– а во-вторых, дата «15 октября 1919 года», то есть как раз «половина октября» (дата, кстати сказать, тоже сфальсифицированная Сталиным), стоит на печально знаменитом документе, который в течение нескольких десятилетий прославлялся как «сталинский план разгрома Деникина»^>123.

Л.Д. Троцкий: Об этом первом периоде работы Сталина на Южном фронте не опубликовано никаких материалов. Дело в том, что этот период длился очень недолго и закончился достаточно плачевно. К сожалению, в изложении этого эпизода я не могу опираться ни на какие материалы, ибо он не оставил никаких следов в моем личном архиве. Официальный архив остался, разумеется, в Комиссариате по Военным делам. В Реввоенсовете Южного фронта при командующем Егорове были членами Сталин и Берзин, ушедший впоследствии окончательно в военную работу и игравший видную роль, если не руководящую, в операциях республиканской Испании. Однажды ночью, – относительно даты, к сожалению, ничего сообщить не могу, – Берзин вызвал меня к прямому проводу и поставил мне вопрос, обязан ли он подписать оперативный приказ командующего Южным фронтом Егорова. Согласно порядку, подпись комиссара или политического члена военного совета под оперативным приказом означала лишь, что приказ не заключает в себе никаких задних контрреволюционных мыслей. Что же касается оперативного смысла приказа, то он целиком лежал на ответственности командующего. В данном случае дело шло об исполнении оперативного приказа главного командования. Приказ Егорова являлся только передачей и истолкованием этого приказа в подчиненной ему армии. Сталин заявил, что приказ не годен, и что он его не подпишет. Ввиду отказа члена ЦК подписать приказ Берзин не решался ставить свою подпись. Между тем оперативный приказ за подписью одного командующего не имел действительной силы. Какие доводы выдвигал Сталин против приказа, имевшего, насколько помню, второстепенное значение, сейчас восстановить не могу. Во всяком случае, у Сталина была полная возможность вызвать меня к прямому проводу и изложить мне свои соображения или, если он предпочитал это, вызвать к прямому проводу Ленина. Командующий Южным фронтом, если он был согласен со Сталиным, мог в том же порядке предложить свои соображения главнокомандующему или мне. Возражения Сталина были бы, разумеется, немедленно обсуждены в Политбюро. У главнокомандующего запросили бы дополнительных объяснений. Но, как и в Царицыне, Сталин предпочел другой образ действий. «Не подпишу», – заявил он, чтоб показать всё свое значение своим сотрудникам и подчиненным. Я ответил Берзину: приказ главнокомандующего, закрепленный комиссаром, стал бы для вас обязательным. Подпишите немедленно, иначе будете преданы трибуналу. Берзин немедленно дал свою подпись. Вопрос перешел в Политбюро. Ленин сказал не без смущения: «Ничего не поделаешь, Сталин опять пойман с поличным». Решено было отозвать Сталина с Южного фронта. Эта была вторая крупная осечка. Помню, что он приехал смущенный, но не обнаружил обиды, наоборот, говорил, что цель его достигнута, так как он хотел обратить внимание на неправильность отношений между главным командованием или командованием фронта, что приказ главнокомандующего ничего опасного в себе не заключал, но был издан без предварительного запроса мнения Южного фронта, только неправильно, и что именно против этого он, Сталин, протестовал и чувствует себя вполне удовлетворенным. Впечатление было таково, что он зашел дальше, чем хотел, дал себя поймать себе самому в петлю какого-то случайного резкого замечания и не мог отступить назад. Во всяком случае, он явно делал всё, чтобы замести следы и сделать бывшее как бы не бывшим