1) Троцкий, Зиновьев, Каменев: нет фактов, а есть лишь измышления и сплетни.

2) Пусть Троцкий объяснит, к кому он примыкал до Октября: левым меньшевикам или правым меньшевикам?

3) Почему Троцкий не состоял в рядах Циммервальдской левой?

4) Разве преследует Сталин полуменьшевика Мдивани? Сплетня.

5) Каменев говорил на IV съезде партии, что допущена ошибка в том, что «открыт огонь налево». Это Каменев левый?

6) Троцкий утверждает, что «предвосхитил» Апрельские тезисы Ленина… Сравнил муху с каланчой!

7) Телеграмма Каменева Михаилу Романову.

8) Зиновьев настаивал на принятии кабальных условий концессии Уркарта[11].

9) Зиновьев: «диктатура партии» и т. д.

Сталин пунктуально, тщательно собрал все известные ему крупные и мелкие прегрешения оппозиционеров (они не во всем были правы) и в своих долгих докладах неутомимо подбрасывал в костер борьбы все новые и новые изобличающие факты. На Пленуме ИККИ его доклад «Еще раз о социал-демократическом уклоне в нашей партии» (вместе с заключением) продолжался около пяти часов! Основной бой оппозиции Сталин дал по пункту «Ленинизм или троцкизм?». Собрав в кучу все «антипартийные» выступления, многочисленные «платформы», генсек поставил оппозиционеров в безвыходное положение глухой обороны. Сталин не критиковал, а «бил» словами. При этом генсек не замечал, что, громя своих противников, все чаще сам оказывается в оппозиции ленинизму. В его выступлениях было много мелкого, второстепенного. Ортодоксальность генсека душила саму идею борьбы мнений. Сталин уже тогда считал, что любое, даже честное, инакомыслие недопустимо.

Руководители оппозиции пока еще имели возможность защищаться. Но Зиновьев, Каменев, Троцкий, оправдываясь, говорили неубедительно, подолгу, уговаривая, например, делегатов партконференции вначале дать им для выступления по часу, затем еще просили по полчаса, потом – еще по десять – пятнадцать минут… Стенограмма конференции свидетельствует, что, кроме множества цитат основоположников марксизма-ленинизма, да и своих собственных, они практически мало что смогли противопоставить обвинениям в фракционности. Даже Троцкий, славящийся своим красноречием, не мог найти удовлетворительных аргументов, «оправдывающих» его критику партийной политики. В конце чрезвычайно пространного, бледного заявления он лишь подтвердил: «Мы не принимаем навязываемых нам взглядов». Выступавший следом за ним делегат Ю. Ларин метко заметил, что все они присутствуют при моменте, когда «революция перерастает часть своих вождей». Ларин тут же сказал, что в длинных докладах лидеров оппозиции был лишь «литературный спор о цитатах и различных толкованиях различных мест различных сочинений». Троцкий, Зиновьев и Каменев «вели себя не как политические вожди, а как безответственные литераторы». Выступавшие также отмечали, что индустриализацию эти лидеры хотели бы осуществить лишь за счет крестьянства, не думая о социальных последствиях.

Бои с Троцким шли не только в ЦК и ЦКК, в печати, но и в Коминтерне. Троцкий был членом ИККИ, и, когда в мае 1927 года обсуждался вопрос о китайской революции, Сталин решил нанести Троцкому удар и здесь. Приведу фрагмент выступления Сталина на Х Пленуме ИККИ 24 мая 1927 года, малоизвестного широкому читателю.

«Я постараюсь, по возможности, – говорил Сталин, – отмести личный элемент в полемике. Личные нападки тт. Троцкого и Зиновьева на отдельных членов Политбюро ЦК ВКП(б) и Президиума ИККИ не стоят того, чтобы останавливаться на них. Видимо, т. Троцкий хотел бы изобразить из себя некоего героя на заседаниях Исполкома с тем, чтобы превратить работу Исполкома по вопросам военной опасности, китайской революции и т. д. – в работу по вопросу о Троцком. Я думаю, – продолжал Сталин, – что т. Троцкий не заслуживает такого большого внимания (