– Мы отправляли на завод письмо, у меня есть копия, – сказал Козлов в свое оправдание.

«Да подотрись ты своей копией, скотина!», едва не вылетело у меня. Пушки нужны для войны, а не бумажки! Что такое тяжелый понтон с двумя пулеметами? Это примерно как кавалерист, вооруженный одной нагайкой. В тяжелейшее для Республики время вам прислали понтоны! (Часть их должна была уйти вверх по Волге, но идти им следовало полностью вооруженными). А вы их вооружить не можете!

Более всего меня возмутили два обстоятельства.

1. О реальном состоянии флотских дел окружной комиссариат в Москву не сообщал. Все суда на бумаге значились действующими, полностью боеспособными. Козлов попробовал сослаться на то, что он недавно приступил к работе, но я резко оборвал его и сказал, что на составление правильной сводки, отражающей реальное состояние дел, нужно полдня. И сделать это следовало в первую очередь. Любой командир, вступив в новую должность, прежде всего должен узнать, какими силами он располагает. Нас этому учили в школе прапорщиков. Козлова, окончившего военное училище, этому тоже учили, да получше нашего.

2. Во время инспекции Козлов заявил, что штаб округа возражает против «отдачи» принадлежащих ему судов в создаваемую Волжскую флотилию. Мол, это наши суда и мы сумеем распорядиться ими без чьих-то подсказок. Я вначале ушам своим не поверил. Столько бессонных ночей подряд, в последнюю ночь тоже не удалось поспать, потому что говорил с Межевых, может и померещиться с устатку. Но когда Козлов повторил свои слова, я объяснил ему, что окружной комиссариат не вправе возражать морскому наркомату. Суда принадлежат не комиссариату, а народу, Советской Республике. Козлов на это ответил, что Андрей Евгеньевич (Снесарев) будет недоволен. Мне хотелось ответить на это грубостью, поскольку нервы мои к тому времени были взвинчены, но я сдержался. Сказал только, что для меня имеет значение порученное мне дело, а не настроение военрука Снесарева.

Если накануне Козлов так и светился радушием, вел себя словно наш задушевный друг, то к вечеру он глядел на меня волком. За один день закончить инспекцию не удалось.

– Вы так медленно все делаете, – недовольно сказал мне Козлов, – в каждый угол заглядываете, придираетесь ко всему. А у меня работы невпроворот. Множество неотложных дел.

Я предпочел пропустить его упрек мимо ушей, но тут встрял Сережа.

– Если бы вы помогали нам, а не мешали, то мы бы управились гораздо быстрее, – сказал он Козлову. – Вы же знаете истинное состояние дел, верно? Так говорите сразу, где какие недочеты есть, чтобы нам не пришлось бы искать их самим. Все быстрее выйдет.

– Не надо меня обвинять в том, чего не было! – возмутился Козлов. – Я не мешаю вам, а помогаю! Если хотите знать, то это не входит в мои обязанности! Приехали, так инспектируйте самостоятельно, а я после, если потребуется, готов дать пояснения! Если бы не просьба Андрея Евгеньевича, то я бы сейчас здесь не стоял!

Мне был хорошо ясен ход его мыслей. Использовать сказанное Сережей как повод для обиды, изобразить оскорбленную невинность и самоустраниться от инспекции судов, сославшись на большую занятость. А мы бы сами ее заканчивали. Мы бы, конечно, и сами справились, без Козлова, но не так скоро.

– Мы не гимназистки, чтобы в чувства впадать, – сказал я Козлову. – Никто вас ни в чем не обвиняет. Но товарищ Корнилов прав. Если вы хотите, чтобы мы скорее закончили, то приложите к тому все усилия. И незачем кивать на начальство. При чем тут просьбы? Раз суда находятся в вашем ведении, то извольте оказывать нам содействие или дайте нам вместо себя другого сведущего сотрудника.