– Не смей прикасаться к моей дочери!!! – Женщина в жуткой истерике орала ему в лицо и рвалась с такой силой, что двое мужчин едва сдерживали её. – Она ещё жива!!! Жива-а-а… а-а… а-ах-ха-а-а…

Речь сбилась в рыдание, перемежаемое почти что звериным воем, и Лис, а за нам и все остальные ибисовцы, встали, как вкопанные, не смея ни ответить на обвинения, ни тем более прорываться через настоящую стену из живых, потерявших от горя голову, людей.

– Она действительно жива, – негромко, и удивительно спокойным голосом ответил лидер Навигаторов. – Ваши дети живы, живы в ваших и наших сердцах, в совершённых делах, в памяти.

Родня как-то сразу притихла, внимая словам странного существа, существа, которому их чада вверили свои судьбы и жизни.

– Я не смогу их вернуть вам, как не смогу и занять место павших. Мы все рисковали, каждый уходил в Великую Реку множество раз, зная, что очередное погружение может оборвать тонкую ниточку, указывающую дорогу домой. Таков наш труд, наша страсть и отрада.

Он немного помолчал, обведя потухшим взглядом собравшихся:

– Прекратите эти истерики – вы оскорбляете мужество своих детей, их отвагу и их стремление сделать мир вокруг лучше.

Кто-то попытался что-то возразить, но демон-лис уже рассердился, рубанув хвостом воздух:

– Они не вернутся! Оставьте глупые надежды! – Голос, как удар хлыста, заставил людей встрепенуться и унять накалённые добела эмоции, но тут же последовал переход на тихие тона, с неприкрытой болью и просьбой простить. – Они ушли, и, поверьте, там, где сейчас живут их души, гораздо лучше, чем здесь. Может это и есть рай, я не знаю. Опустите их, не мучайте, не держите на границе миров…

Люди неохотно расступились, давая дорогу палачам…

Лис всё необходимое выполнял, как в тумане – сдерживаться уже не было ни сил, ни необходимости. Амма провела идентификацию личностей, юристы соответствующим образом оформили бумаги, все ответственные лица поставили подписи под актами, к которым прикрепили копии посмертных писем, а он всё не отходил от своих воспитанников.

Ещё пара минут, и препарат парализует работу бьющихся на ладан сердец, и жизнь навсегда уже покинет пустые оболочки. Не будет больше весёлых посиделок у костра, бесконечных розыгрышей, в которых кицунэ, и наставники, и воспитанники, соревновались в хитрости и остроте ума, милых подарков ко дням рождения. Застывшие лица не осветят улыбки, не покататься из глаз его лисят слёзы радости от осознания очередного успеха. Не будет трогательной заботы о вышедших из очередного погружения детях, тяжелых, но наполненных задором и целеустремлённостью недель реабилитации. Не будет ничего…

Ещё минута, и лёгкие глотнут последний кусочек бескрайнего воздушного океана, и чуть тёплая, но всё же живая кожа покроется инеем…

Рука Александры легла на его плечо, чуть сжав пальцы:

– Пора…

Она выдавила эти слова сквозь слёзы, а Элан только кивнул в ответ, не отворачивая залитого своими слезами лица от воспитанников. Палец коснулся сенсорной панели, и Амма запустила необратимый процесс: через капельницы в вены хлынул яд.

Лица трёх кицунэ остались такими же безмятежно-спокойными, когда их сердца ударили в последний раз…

Элан не мог сказать, сколько просидел на полу реанимационной палаты, глядя в пустоту, пока его воспитанников быстро, но без суеты, вывезли в другое помещение – тела прямо сейчас переоденут, заморозят, чтобы они продержались положенный срок в зале для траурных церемоний. Ещё сутки, может чуть больше, и откроется заслонка печи, несколько часов неистовства огня, и восемь урн с прахом заложат на Аллее Памяти, и ещё восемь Вечных Цветков, удивительных и неповторимых, останутся в напоминание о тех, что кто-то ушёл навсегда…