– Да-а, была такая рацуха, – повторил Ванек, закончив воспоминания.

– Кстати, Ваня, – сказал Бармен, – мы вчера утвердили сроки проведения фестиваля Пива, пока в ранге всероссийского, международный через полгода.

– Смахнуть тебе на дискету последнюю часть перечня патентов «ИзоБРЕДателя-АХИНЕзатора»?

– Разумеется.

– На днях мы открываем сайт в интернете, запиши имя и заходи в любое время.

– Отлично! Корплю вечерами над «Барменарием», все больше и больше очаровываюсь вашей афористикой и коллажами, откуда только все это берете! Ну, я погнал, пожалуй, по вашей наводке в заготконтору, заинтриговали вы меня, Михаил Карлович, бронированными яйцами преизрядно.

– Завтра заседание Пена-Клуба, не забыли, Ваня?

– Ну что вы, это для меня святое!

– Там такой ажиотаж в «Пиво-Во!» поднялся с объявлением конкурса «Афродита» и «Абаллон», четко ты тему учуял, я принесу завтра подборку, фольклор голимый, да смачный, ядреный…

Уже сидя за рулем, Куян вздохнул и укорил молодого друга:

– Мы когда с тобой, Ванятка, в музей пивной вырвемся, там, говорят, столько интересного?

– Не говори, дядь Миш, что-то зарапортовались совсем.

– Зять мне сказывал, что там куча занятных экспонатов, тамошний музейный человек рассказал, что в средние века тех, кто разбавлял пиво водой, заставляли пить его до полнейшей смерти или топили в этой же бочке. Вот это, я понимаю, борьба за качество, вот это закон так закон, и вмешаться не моги, молодцы-то какие эти древние люди были. А у нас пьешь прокисшие кобыльи ссаки и делай вид, что приятно, иначе буфетчица так обтявкает, мало не покажется.

– Сейчас дело поправляется, – возразил Ванек, – пива море, выбирай по вкусу.

– Не скажи, Ванюш, все завозное, издаля, законсервированное, стервизированное, неживое какое-то, да еще в этих капроновых титьках, алюминиевых банках, не-е, это не пиво, это пойло индустриальное, суррогат для ошаления. Пиво, по моему разумению, как и хлеб, нужно делать понемногу, для себя и друзей, делать его добрыми, любящими руками, пестовать, разговаривать с ним, душу вкладывать.

– Как Степановна твоя при изготовлении нам закваски для пузырчатой.

– Пр-рревыше всего! – крякнул довольный Куян, – это ты, миляга, в зрак, совершенно точно определил, есть в тебе наблюдательность, отрок, – и примолк, примлел, вспоминая детально, как работает в этих случаях его Степановна, Шурочка ненаглядная. В такие святые минуты он, Куян, как правило, затаивался где-нибудь в сторонке, в уголке, словно охотник, и любовался, не дыша и не смаргивая набегающую слезу, из опаски спугнуть ее неповторимое естество.

Феномен Драчело Менструяни.

Дома, во время обеда, позвонил Бармен.

– Иван, к тебе сейчас подъедет парень лет тридцати, уникум, онанист… он меня поставил в тупик, безостановочно цитирует свою огромную поэму, роман-эпопею в стихах, о том, что все-все на земном шаре дрочат…

– Роман-опупея, чтоб жить отупея?

– Точно, но это не подойдет даже для нашего избранного из бранного, уж совсем круто.

– Давайте тогда сделаем приложение «Сортирное чтиво» на туалетной бумаге?

– Слу-уушай, а ведь это идея! Но ты с ним разберись, Ванюш, посули что-нибудь реальное, отфутболь покорректнее, он явно падал с печки в младенчестве. В общем, встречай, ты любишь с такими возиться, выжмешь из него для себя что-нибудь полезное, типаж в один из своих романов. Чернявый такой парнишка, симпатичный, вылитый Марчелло Мастрояни.

– Драчело Меструяни?

– Во, ты уже входишь в кураж. А насчет «Сортирного чтива» ты здорово выдал, экспромтом или назревшее?

– Да, скорее, назревшее, просто лыко в строку получилось. Но эта подборка требует кропотливого поиска, у меня есть зачатки из лозунгов КПСС, прочих воззваний и обещаний, как архивного, так и современного исполнения, цитаты политиков, стишата, фрагменты прозы. Собственно говоря, сортирное чтиво существовало еще лет двадцать назад, когда не выпускали туалетную бумагу. Сядешь, бывало в юности, с первой страницей любой газеты, а там генсек в четверть листа с очередной наградой, помнешь эту харю, помнешь и потом, этак сладострастно, в задницу ее, в очко… И таких синхронных движений по империи, наверняка, были миллионы… Во, подъехал, по-моему, твой Драчело, ну, пока, Михаил Карлович…