вдоль и поперек. Все изменилось там с тех пор, как я была ребенком. Мне казалось захватывающим ехать по улицам, не имея ни малейшего представления о том, куда направляюсь, и попадать в районы, населенные удивительными людьми. Женщины в развевающихся одеждах цвета фуксии и в фиолетовых головных платках бродили по тротуарам. Я видела представителей народности мяо[15], эритрейцев, мексиканцев, вьетнамцев, эквадорцев, сомалийцев, лаосцев. А также отрадное множество чернокожих и моих соплеменников – коренных американцев. Вывески магазинов на разных языках, начертанные плавным шрифтом, а затем особняк за особняком – нарядные, ветшающие, пришедшие в упадок, с запертыми воротами под парящим пологом деревьев. Затем шли заброшенные районы – железнодорожные станции, акры асфальтированных площадок, мрачные торговые центры. Иногда я замечала крошечный ресторанчик, который мне нравился, тогда я слезала на следующей остановке, заходила внутрь и заказывала суп. Я устроила для себя настоящую дегустацию супов мира. Самбар. Менудо. Эгуси с фуфу. Ахиако. Борщ. Баварский суп с печеночными кнедлями. Гаспачо. Том ям. Солянка. Несселсоппа. Гамбо. Гамджагук. Мисо. Фо га. Самгьетанг. Авголемоно. Я вела в дневнике список супов, где рядом с каждым названием писала цену. Все они были удовлетворительно дешевыми и очень сытными. Однажды в кафе я слышала, как сидевшие рядом со мной мужчины заказывали суп из бычьего пениса. Я тоже попыталась заказать его у официанта, но тот грустно посмотрел на меня и сказал, что они готовят только один пенис в неделю, и суп быстро заканчивается.

– Им он достался, – уныло произнесла я, указывая на стол, за которым сидели несколько щуплых, но в то же время пузатых мужчин.

– Им это блюдо нужно, – заметил официант вполголоса. – Оно полезно при похмелье и сами знаете для чего. – Он согнул руку в локте и сжал пальцы в кулак.

– Ах, это.

– Их посылают сюда жены.

Он подмигнул. Но вместо того чтобы подмигнуть в ответ, я одарила его убийственным взглядом. Я хотела, чтобы у него подкосились колени. Этого не произошло, но бесплатный суп был превосходным.

Однажды я вышла у кафе «Трудные времена» и по дороге к нему остановилась у разместившихся прямо на тротуаре рядов, торговавших всякой всячиной на Сидар-авеню в миннеаполисском районе Риверсайд. В глубине предназначенных для альпинистов Среднего Запада рядов был огорожен цепочкой участок, заставленный байдарками и каноэ. Они были ярко-голубыми – такими голубыми, что едва не светились – и еще счастливо-красными, с желтыми бирками. Когда я шла к заднему входу, чтобы поискать там уцененную парку, выставленную на продажу в августе, почувствовала на себе чей-то взгляд и обернулась.

Эти широкие плечи. Квадратная голова. Он выделялся на фоне стайки пастельных лодок с мотором. Его ноги стали стройнее, и на нем была пара светящихся белых кроссовок. Он казался черным силуэтом на фоне солнца, светившего из-за его спины. Искривленной, израненной тенью, каковой был с давних времен, еще до бокса и работы племенным копом. Он вышел на свет и вспыхнул в солнечных лучах. Простодушный, глупо улыбающийся, домашний. Поллукс обнял меня, как большого ребенка, и отступил. Он прищурился и со странной силой уставился на меня.

– Ты на воле?

– Давай просто скажем, что я не в тюрьме.

– В бегах?

– Нет.

– Тогда скажи это.

– Что именно? Как поживает моя индейская совесть?

– Нет, другое.

– Тогда что?

– Скажи, что выйдешь за меня замуж.

– А ты возьмешь меня в жены?

– Да.


Срок вышел, вы свободны!


Теперь я живу своей жизнью, как обычная женщина. Работа с фиксированными часами, после которой прихожу домой к обычному мужу. У меня даже есть обычный маленький домик с большим, хотя и нестандартным, двором, красивым, но запущенным. Я живу так, как живет человек, который перестал бояться ежедневного хода времени. Я живу тем, что можно назвать нормальной жизнью, только если вы всегда ожидали именно такой жизни. Только если вы считаете, что имеете на нее право. Работа. Любовь. Еда. Спальня, перед окном которой растет сосна. Секс и вино. Зная то, что знаю об истории моего племени, помня то, что могу вынести, вспоминая о своей собственной, я могу назвать ту жизнь, которой живу сейчас, жизнью поистине райской.