Натаха самонадеянно считала Наталью соперницей. А вот счастливой или неудачливой – это смотря по ситуации и настроению. В то время как она не могла определиться, Наталья беззаботно не считала Натаху вообще никем.
У них была большая дружная компания – друзья Пуши и его младшего брата Вовчика. Друг Вовчика Лёшка женился на Наталье. Её сразу приняли и полюбили. Пуша называл её Натусиком. Все праздники отмечали вместе, ходили в кино, ездили на шашлыки, устраивали вечеринки. Родители Пуши и Вовчика разрешали собираться у них дома в любое время и сами охотно присоединялись к молодёжи. У братьев была младшая сестра Ленка. Вот с нею-то Натаха и училась в одном классе. После восьмого Ленка поступила в швейное училище, а Натаха в педагогическое. Там был обязательный предмет – музыка, а у Натахи не было дома никакого музыкального инструмента. Она попросилась ходить к Ленке – у них было и пианино, и аккордеон, и две гитары. Все трое детей в этой семье учились в музыкальной школе.
Натаха сидела в углу в обнимку с тяжеленным аккордеоном, извлекала из него скрежещущие, совершенно немелодичные звуки. Из приоткрытой двери большой комнаты доносились песни на английском языке. У Пуши была первоклассная мощная аппаратура – его гордость и страсть. И большая коллекция отличных записей того, что тогда называлось «мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Под этот аккомпанемент он любил провести романтический вечер с красивой барышней. Но так, чтобы не прилагать к этому никаких усилий – знакомиться, ухаживать… Он предпочитал, чтобы всё это сделали за него. А ему бы осталось только согласиться. Пуша был сибарит и баловень, и обаятельный лентяй.
Первый сын родителей умер в раннем детстве от скарлатины. Через год родился второй. Его назвали так же, как и старшего, Петром, и всю жизнь тряслись над ним. Потом родился Вовчик, потом Ленка. Когда она была маленькая, не могла выговорить «Петруша», как звали в семье старшего сына, у неё получалось «Пуша». Потом она выросла, а брат так и остался для всех Пушей.
Натаха мучила аккордеон своими корявыми глухими пальцами и при этом жадно всматривалась и вслушивалась. В накуренном полумраке, обнявшись, покачивались пары, молодые интересные мужчины что-то обсуждали, произносились незнакомые имена, названия. И Ленка среди них. Хоть и на правах младшей, но она была своя в этой компании. На Натаху обращали внимания не больше, чем на соседку, тётю Шуру, зашедшую к матери попросить соли. Натаха страстно мечтала быть с ними – не на равных, нет! – в любом качестве, хоть чучелом, хоть тушкой, но среди них! А когда видела, как Пуша обнимает Натусика, как красиво и слаженно они танцуют, как она смеётся и поддразнивает, как он бросает всё, чтобы перемотать плёнку и поставить её любимую песню, как он обнимает уже не Натусика, а гитару, лаская пальцами струны и напевая: а я на рыженькой, а я на рыженькой, а я на рыженькой женюсь… – и при этом остро взглядывает снизу вверх, а у Тусика волосы как раз золотистые, с рыжинкой… Ммм… Тут Натаха вообще умирала. Ревновала страшно. Не понимала, что это игра, правила которой известны и понятны им обоим. А она даже не знает названия.
Однажды вся компания собиралась к Наталье на день рождения. Натаху, понятно, не позвали. Она терзала несчастный аккордеон и слышала, как ребята договариваются о подарке. Потом обсуждали вопрос о цветах. Натаху добило озвученное Пушей окончательное решение:
– Как можно больше роз!
Этого она вынести уже не смогла и начала действовать. Решительно. По натуре Натаха была проста и незатейлива, как грабли, а в своей упёртости страшна, как носорог. Она с силой захлопнула аккордеон и, угрожающе прошипев сквозь зубы: «я войду в эту семью!..», отправилась на кухню помогать Пушиной матери.