– Мистер Орэ, а можно мне повидать мистера Зибко? – обратился к врачу мальчик.

Янус потрепал ребенка по волосам и помотал головой:

– Увы, мистер Зибко пока не в лучшем состоянии. Давай отложим вашу встречу на неделю.

Джошуа разочарованно вздохнул. Очевидно, желая подбодрить его, доктор извлек из халата конфету. Глаза Джошуа засверкали при виде нежданного угощения.

– А вы можете хотя бы передать ему мой рисунок? – попросил он.

Доктор взял из рук мальчика бумажный лист, при этом стала хорошо заметна дрожь в руках Орэ. Осмотрев рисунок, Янус одобрительно улыбнулся и выпустил изо рта облако белого дыма.

– Да наш товарищ Зибко обрадуется твоему подарку, как куреву! – проговорил доктор.

Из-за двери стационара послышался громкий надрывный кашель.

– Если только этот сукин сын не отбросит коньки в ближайшие сутки, – добавил Орэ и подмигнул мальчику.

Мы с Джошуа переглянулись.

Сидя рядом с Лебедевой на лужайке возле отеля, я снова слышал этот тяжелый, каркающий кашель, но в этот раз я мог наблюдать больного полицейского собственными глазами.

– Сегодня я видел его голым, но почти ничего о нем не знаю, – посетовал я.

Лебедева усмехнулась, и шрам на ее лице приобрел легкий изгиб.

– До Омега-дня был начальником местного отделения полиции, – принялась рассказывать Катя. – Возраст: сорок лет. Проблемы с законом из-за… запрещенных растений. Боязнь высоты. Тесные связи с криминалом – наркоторговля. Однажды чуть не погиб в перестрелке. В прошлом имел семью, пока сын не пристрелил свою мать, жену Зибко. Впрочем… Это все слухи.

– Учитывая, что слухи – руда истины, – заметил я, – наш полицейский непременно займет достойное место в новой элите острова.

16

По мере приближения вечера на небосводе стали проявляться светящиеся зеленые полосы. Я называл их «небесными меридианами», и это обозначение быстро прижилось среди островитян.

– Кто-нибудь уже понял, что это за линии? – спросила у меня Катя.

– Ни одного разумного объяснения, – помотал я головой. – Хотя…

– Хотя?

– Пожалуй, это неприродное явление.

– То есть? – насторожилась Лебедева. – Неприродное – значит, искусственное, рукотворное?

– Да. Возьмем, например, твой самолет. Согласись, глядя на него, трудно предположить, что он вырос из земли, как дерево.

Лебедева закатила глаза, по всей вероятности, вызывая в памяти образ самолета. Затем она нахмурила брови и так широко зевнула, что мне удалось провести беглый осмотр ее ротовой полости и констатировать в целом удовлетворительное состояние зубов. Зевок сопровождало сладкое потягивание: Катя вытянула в сторону левую руку, а правую – согнула в локте.

– От небесных меридианов у меня приблизительно такое же впечатление, как от твоего самолета, – сказал я.

Некоторое время мы безмолвно таращились друг на друга.

– Что произошло двадцать девятого августа? – прервала молчание Кейт.

– Сорок два, – отозвался я.

– Сорок два?

– Ты сорок второй человек, который задает мне этот вопрос, – пояснил я. – Этот и еще один: «что теперь делать?»

– Ну, с вопросом «что делать?» все понятно. На него имеется единственно правильный ответ: жить.

– Не все так просто, – возразил я. – Мне, например, неизвестно, как жить в изолированной от цивилизации группе, в которой прежние общественные отношения быстро утрачивают силу.

Мои опасения были искренними. Я делился ими с Лебедевой, держа в поле зрения собрание, которое шло у стен отеля. Похоже, заседание подходило к концу – за столом остался только Юджин. Остальные члены руководства ходили среди толпы и собирали островитян в группы на основании неизвестных мне критериев. Понятно было одно: в первую очередь они разделили мужчин и женщин.