– Ты прости, Кира, – на мою полушутку Чавес отвечает полусерьезно – ты ведь, наверное, по себе знаешь, сколько возникает проблем! Зачем себе и женщине осложнять жизнь, тем более, если ее любишь? Она ведь слишком многое должна оставить и слишком многое принять!

Оставить любимую в своей стране – боль, взять ее с собою – боль… Кто сказал глупость, что вроде бы эта жизнь на земле устроена для счастья?

Мне понравились воздушные шарики слов.

Хулио Чавес не согласился работать в Ассоциации выпускников Союза: много других дел, дом вот себе достраивает…

Я поняла, он, как и я, живет свою жизнь, и плевать ему на политику. И мне на нее плевать, только она никак на меня плюнуть не может, проклятая.

Долго мы с Хулио у Чавеса не задержались. И может быть, я преувеличила сходство? Во всяком случае, вторые имена у них были различны.

Второе имя моего Хулио – Сесарь, в испанском нет звука «ц». Хулио Сесарь – Юлий Цезарь. Ребенка в индейской семье назвали Юлием Цезарем.

Х Х Х

Мы ездили к подножию Чимборасо. Подъехали к самым снегам! Вершина – вот она! Я стала взбираться. В кроссовках. По снегу. Как трудно! Я задыхалась, колотилось сердце, но вершина – вот она! Я упорно переставляла ноги, и все остальные пытались не отстать.

Вершина – вот она. Я знала – нам не добраться: нужно снаряжение, одежда, аппараты для дыхания… но как заманчиво: вершина – вот она! Я карабкалась, что было сил.

– Хватит! – крикнул Хулио.

Я осела на снег. За полтора часа мы продвинулись от силы метров на триста, если мерить по склону.

Вниз было легко бежать.

Ночью у меня болели глаза: я обожгла их. Несколько часов я не могла видеть.

Х Х Х

Океан с Побережья наслал облака на Сьерру и Ориэнтэ, и они, неуклюже громоздкие, переползают с хребта на хребет. Сначала они все ниже и ниже спускаются по склону и протягивают лапы, затем переваливают свои огромные тела, подтягивают хвосты и направляются к новой горе. И так – пока не доберутся до Ориэнтэ, где разразятся нескончаемыми ливнями. Но все их старания затопить Джунгли окажутся напрасными – на то есть Солнце! Под его лучами тают Облака уже в Сьерре, а те, которым удается добраться до Ориэнтэ, бестолку пожертвуют своей жизнью. Усмехнувшись, Солнце высушит все, что они натворят, и подмигнет Океану: «Давай, шли еще на смерть Облака. Мне нравится смотреть, как они умирают.»

ОКЕАН, ОБЛАКА, СОЛНЦЕ, ХУЛИО, МОЙ СЫН, Я…

Х Х Х

Политех Риобамбы взялся построить маленькую электростанцию в Ориэнтэ. Прокладывать дороги и линии передач в джунглях бесполезно: зарастают в несколько часов. А в Политехе собралось много инженеров-гидравликов.

– Мы поедем делать замеры. Можешь взять Малыша с собой, – сказал Хулио.

Вот здорово! Хулио берет нас в Ориэнтэ!

– А как же занятия?

– Я издал приказ об освобождении от занятий, – говорит Хулио.

Серебристая машина мчит нас в Ориэнтэ.

Дорога мечется между склонами, и вдруг – водопад сбрасывает свои воды прямо на дорогу, слева – крутая стена, справа – обрыв.

– Бесплатная мойка, – говорит шофер, – закройте окна!

Замедлив скорость, он въезжает прямо в водопад. На крышу машины обрушивается невообразимый грохот, стекла заливаются потоками воды, ничего не видно – изображение размыто.

– Вымыли машину, – говорит шофер, выезжая из-под водопада.

Х Х Х

В Пуйо – маленьком городке Ориэнтэ (все совсем другое, не похоже ни на Косту, ни на Сьерру) мы остановимся в прекрасном мотеле, и, отправляясь к завтраку, я замечу тонкое колечко, свернувшееся на листе кустарника – ой! Змейка!

– Не трогайте её, пусть греется на солнышке, – посоветуют мне.

Воздух влажный, солнце страшное, от укуса насекомого можно заболеть, и опасность подстерегает даже с листа кустарника: змеи ядовиты.