– Достаточно! Хватит! Мы видели, инженер, – голоса за окном.

Х Х Х

Была глухая ночь, когда Хулио вернулся.

– Забирай вещи, и уходи! – сказала я.

– Это ты МНЕ говоришь?

Хулио вытолкал меня за дверь.

Тихо – не дай бог ребенок проснется! – я скреблась в дверь:

–Хулио! Пусти!

Он открыл дверь, взглянув ему в лицо – оно попало в свет фонаря – вновь я увидела слившиеся со зрачками белки и вырывающееся не только из зрачков, но со всей поверхности глаз пламя, и я отпрянула от двери.

Хулио тянул меня за руку в дом.

– Нет! Нет! – я вырывалась.

Босые ноги, ночная рубашка… – такой я прибежала в дом сеньоры Далии.

Ночи в Риобамбе темные и холодные.

Х Х Х

Я проклята.

Х Х Х

Старшие дети сеньоры Далии были моего возраста, но дружила я с их мамой, полной, подвижной, веселой женщиной лет сорока. У нее были умные глаза и крашеные в седину – белые-белые – редкие короткие волосы. Обращалась ко всем она очень ласково: моя дорогая, моя любовь, моя доченька, моя жизнь… что, впрочем, ничего не означало.

– Что случилось, моя дорогая? – спросила она меня и принесла плед.

– Сеньора Далия… – я всхлипнула.

Она просила звать себя просто Далией, но я никак не могла решиться назвать женщину вдвое старше меня просто по имени, отчества у нее, разумеется, не было, и я никогда не опускала «сеньора», хотя при близости отношений это звучало странно и привносило оттенок «госпожа».

– Сеньора Далия…

Мне было трудно рассказать, что случилось.

Она усадила меня в машину.

– Сеньор! – сказала открывшему дверь Хулио сеньора Далия. – Моя подруга – женщина тонкого душевного устройства, изысканного воспитания и не привыкла к мужланскому обращению!

Хулио был смущен ее появлением. По крайней мере, бить меня в ее присутствии он не мог.

–Простите, сеньора, – сказал он вежливо – это наши проблемы, и мы разберемся сами.

–Уходи, дерьмо, подонок, мерзавец! – потребовала на русском женщина тонкого душевного устройства.

– Прости! – попросил на русском Хулио. – Я ничего не помню! Расскажите мне, что случилось? – попросил он на испанском. – Кажется, я выпил…

Белки его были светлы.

– Уходи! – сказала я, но уже не так твердо.

– Сеньора, я прошу прощения, разрешите мне поговорить с Кирой без вашего присутствия! – обратился Хулио к сеньоре Далии.

– Я могу быть уверена в безопасности моей подруги? – поинтересовалась сеньора Далия и ушла. Урчание ее машины стихло.

Стоит ли говорить – я простила. Каково бы ни было потрясение – избиение, открытие ужасного порока… – женщина не способна разлюбить в один день или два.

– Как ты мог! Как ты мог? Как ты мог? – этот вопрос я задала бесчисленное число раз, а Хулио стоял передо мной на коленях, целовал край ночной рубашки и обещал:

– Никогда больше… никогда… никогда… если ты меня бросишь…

Белки его глаз были светлы. Может, мне показалось, что они меняли свой цвет?

Х Х Х

Мужчина, ударивший один раз, ударит еще – народная мудрость. Но нет правил без исключений! Я верила: Хулио никогда больше не поднимет на меня руку. Мы будем с ним счастливы. МЫ БУДЕМ С НИМ СЧАСТЛИВЫ!

Но откуда взялось ощущение, что я снова осталась одна и мне никто не поможет? А как сладостно было очарованье, как сладостно… И я цепляюсь за любовь – или иллюзию? – но ощущение не проходит – я навечно одна, а любить – это тебя как бы двое. Я теряю способность любить. Я одна.

И хотя я простила – простила ли? – масляное пятно на полу и пролитое молоко, я не сумела забыть людей, заглядывавших ко мне в окна.

Но продолжала цепляться за любовь. Очень страшно во мраке собственной души остаться без любви и в чужой стране, даже если она прекрасна.

А Хулио придумает фразу: