– Да брось, Мирко! – сказал Срджан. – Кто сеет соль, у того саранчи не будет.

– А ты растягивал балку, да, Срджан? – издевается Чебо.

– Успокойтесь, люди! – кричит Пурко, видя, что назревает свара.

– Если ты и растягивал балку, – говорит дядя Мирко, – ты хотя бы не прыгал в поярок, как Джилас.

– Если я и прыгал, – язвительно ответил Джилас, – я хоть не пихал орехи вилами на чердак, как ты, дядя!

– Ты с кем разговариваешь! – возмутился дядя Мирко.

Все повскакали на ноги.

Староста стал их успокаивать:

– Люди, хватит вам!.. Ну же, успокойтесь, давайте поговорим по-людски!..

Куда там! Слово за слово, оскорбляли они друг друга, оскорбляли, пока Джилас Чебо подзатыльник не дал.

В мгновение ока началась драка. Все похватали что под руку попалось и давай молотить! Только и слышно: «Ах ты, Чебо!.. А ну, постой, Мирко!.. Держись, Срджан!.. Сюда, староста!..»

Так и дрались, пока самим не надоело, а там разошлись кто куда. Кто без шапки, кто прихрамывает, кто рёбра ощупывает.

Староста пошёл домой умываться, потому что у него всё лицо было исцарапано.

Так закончилась эта встреча зарожан.

Рано утром на Петров день, ещё до восхода солнца, Страхиня сидел возле Змаевца, самого холодного источника во всей Овчине, что прямо у дороги ниже дома Живана. Присел отдохнуть немного и покурить, а там уж пойдёт дальше. Собрался куда-то. За поясом у него два пистолета и большой нож. Сумку и куртку положил рядом с собой на землю.

Только он трубку закурил, а тут сверху Радойка с кувшинами. Вышла по воду. Увидев Страхиню, она вздрогнула и неуверенно заозиралась.

– А, это ты, Радойка!.. – сказал Страхиня, затем встал и перекинул сумку и куртку через плечо.

– А ты куда так рано? – спросила Радойка тихо и подавленно.

– Я и сам не знаю, – ответил Страхиня и пожал плечами.

– Как ты, бедный, в тот раз живой остался?

– Еле-еле… А ты? – робко спросил Страхиня.

– И не спрашивай!.. – сказала Радойка и заплакала.

– Ох уж этот мерзавец… – начал было Страхиня, но только рукой махнул.

– Мне теперь прямо жизни нет… – продолжала Радойка сквозь слёзы.

– Мне тоже!.. – согласился Страхиня… – Пойду по белу свету, а там как бог даст!

– Куда же ты пойдёшь? – спросила Радойка и посмотрела на него.

– Неважно… Поеду в Посавину…[23]

– Везёт тебе!.. А что же мне делать, бедняжке!

– Что поделаешь, терпи! Должно быть, и этому несчастью конец придёт.

– Если бы ты хоть рядом был… Мне было бы легче хоть видеть тебя иногда…

– Куда там, Радойка!.. Я люблю тебя больше жизни… Но что поделать? Этот тиран не позволяет нам пожениться. Дядя Средое мне всё рассказал. Теперь об этом и заикаться нельзя. Я всё обдумал. Делать нечего, Радойка! Надо мне уйти отсюда… По крайней мере, пока ты не выйдешь замуж… А там будь что будет.

– И ты правда хочешь уйти?

– Ей-богу, Радойка, правда.

– А твой дом?

– Я заколотил дом намертво. Лучше пусть зарастёт бузиной и крапивой, раз я не могу в нём быть счастлив! – резко сказал Страхиня.

– Ох, несчастная я! – сказала Радойка и, помолчав некоторое время, добавила: – Раз уж ты собрался уйти, не уходи хоть далеко! Можешь вот в Зарожье остаться. У тебя там, слава богу, и знакомые есть, и родня… Тётя Мирьяна тебе, кажется, бабушка по матери, она же оттуда…

– Всё так, Радойка, но я правда не могу… Хочу подальше уехать!

Наконец Радойка начала умолять его не уезжать или хотя бы не так далеко. Всё зря! Раз Страхиня решил, его уже никак не убедить и не отговорить.

Радойка расплакалась как никогда прежде, ругала и Страхиню, и Живана; сказала, что может и вовсе замуж не пойдёт, раз ей не суждено за него выйти; попрощалась с ним, зачерпнула воды и вся в слезах пошла домой…