– Хрен тебе, – ласково сказала Татьяна. (Она сказала еще ласковее, но я решил пощадить нравственность моих читателей).

– Я не могу тебя здесь оставить, – пожаловался я. – У меня очень важная встреча.

– А мне насрать на твою важную встречу, – сказала Татьяна (здесь я уже перестаю щадить нравственность моих читателей), – я люблю тебя и отныне буду любить всегда. И навсегда останусь с тобой вместе. Писатель, … твою мать!

"Хана, – подумал я. – Вот так мне, пожалуй, еще никто в любви не признавался. А может быть, я все еще сплю?"

И тут замигала сиреневая лампочка и загудел этот проклятый сигнал.

"О, Боже!"

– Татьяна, я сейчас буду разговаривать, так вот: тебя здесь нет. Ты поняла?

– Поняла, – ответила Татьяна, хлебнув еще немного шампанского.

– Ясень, Ясень, с добрым утром, вызывает Тополь.

Конечно, он сказал "прием", но, пересказывая наш исторический диалог, я позволю себе не употреблять это дурацкое слово. Здесь и далее. Поверьте, очень тяжело с похмелья говорить каждый раз "прием" – сблевануть можно.

– С добрым утром, Тополь, – вяло откликнулся я.

– Как самочувствие, Ясень?

– Нормально. Движемся прежним курсом.

– Ты один, Ясень?

– Почти. Со мной пятеро друзей с женами и двое слуг, но все пьяные в жопу, поэтому мы можем считать наш разговор конфиденциальным.

– Идиот! Прекрати паясничать. Пойми, наконец, уже настало утро. Она слышит нас?

– Нет, Тополь, она как раз пошла пописать.

Татьяна хрюкнула в ладонь, но Тополь, наверное, услышал и сказал:

– Брешешь ты все, Ясень. Тебе сейчас, конечно, хорошо, я понимаю. Наверно, принял уже. Но дело начинается серьезное. Пора включиться, Ясень. Иначе ты плохо кончишь.

– Кончаю я всегда изумительно хорошо, – самодовольно заявил я, но это была последняя шутка, я уже сам почувствовал, что хватит. – Слушаю тебя очень внимательно, Тополь.

– Ты …енно внимательно слушаешь! – Тополь сорвался на матюги, но в эфире что-то отчаянно заверещало, словно некий вселенский цензор вычеркнул из контекста площадную брань. – Ну, скажи, идиот, что я буду делать с этой твоей девкой?!

Я ответил холодно и зло, подчеркнуто разделяя слова:

– С этой. Моею. Девкой. Ты, Тополь. Ничего. Делать. Не будешь. Понятно?

И он почему-то вдруг сразу успокоился. Помолчал секунды три и начал говорить совсем о другом:

– Ты ехал в Заячьи Уши?

– Да.

– Ну, вот туда и поезжай.

– На "ниссане"?

– Нет, на лошади. Я буду ждать тебя возле твоего дома.

– И сколько вас там?

– Ну со мною, естественно, будут пятеро друзей с женами и двое слуг. Все – трезвые.

– Понятно. А ты знаешь, где мой дом?

– Я про тебя все знаю, идиот. И чтобы ты был там через полчаса. В экстренных случаях вызывай. Долгий завтрак и всякие утренние нежности экстренным случаем считать запрещаю. Опоздание без уважительной причины будет строго наказано. Все. Конец связи.

– И вот с такими людьми приходится работать, – сообщил я, повернувшись к Татьяне.

Она сидела какая-то совершенно потерянная и невидящими глазами смотрела в одну точку.

– Кто он? – спросила она.

– А вот этого тебе лучше не знать, – подыскал я эффектный ответ на ее незамысловатый вопрос. – И вообще, Танюшка, лучше уходи, честное слово, не ввязывайся ты в это дело, не надо. Они еще не знают тебя. Ты сейчас оденешься, поймаешь машину и уедешь отсюда навсегда. А если все будет хорошо (а все еще будет хорошо, Танюшка) я тебе обязательно позвоню. Договорились?

Она молча помотала головой.

– Уходи, – сказал я и выдал последний аргумент: – Ты можешь погибнуть.

– Наплевать. Я не брошу тебя. Я не могу тебя бросить.

– Что за детский сад, дурашка? Тебе же тридцать лет. У тебя дети есть?