Я пытаюсь вести себя как ни в чем не бывало, но мысли крутятся на предельной скорости, выплетая нити идеи. Идеи, которая идет вразрез со всем, что я вчера наобещала Сирилу насчет осторожности. Но если получится, то результат будет стоить риска.

Он пожимает плечами:

– Я и проходил, но никто, кажется, и слушать меня не собирается – все составляют себе представление о моих способностях с порога.

– Вы проходили профессиональное обучение?

– Я похож на человека, у которого хватит денег на такое? – Он указывает на залатанную куртку.

– Без обучения в опере на вас и не посмотрят. Но так уж вышло, что я весьма компетентная преподавательница по вокалу.

Я поражаюсь, как легко скользит с губ ложь. Остается надеяться, что он не расслышал напряженную нотку в моем голосе.

Он поднимает одну бровь:

– Вы? Но вы слишком юны для…

– Дело же не в возрасте. А в опыте – а этого у меня достаточно. Ну, так что скажете? Хотите учиться или нет?

– Мне нечем заплатить.

– Я разве упоминала деньги?

– А если не ради денег, то зачем вам все это?

«Затем, что я чувствую себя живой благодаря твоим воспоминаниям. Ради того, что я могу узнать благодаря девочке-гравуару из твоего прошлого. Ради шанса на свободу».

– Если у меня получится обучить певца для здешней сцены, – сочиняю я на ходу, – то докажу, что кое-чего стою как… Как мастер вокала. Меня начнут воспринимать всерьез.

– Но… – Он неловко мнется, вновь торопливо проводя ладонью по волосам. – Но вы же фандуар, да? Фандуарам вообще-то нельзя работать в профессиях, связанных с музыкой, учитывая, что вы можете вытянуть весь наш эликсир памяти или что там еще.

– Вам не кажется немного нечестным, что фандуарам можно работать только в Maisons des Souvenirs? – спрашиваю я. – А если бы вы родились с определенным даром, некой способностью, которую вы ненавидите, а мечтаете заниматься чем-нибудь другим – ну, скажем, музыкой? Разве правильно, что целая жизнь определяется формой лица и какой-то силой, которой я не просила… – я опускаю голос до низкого глубокого шепота, – или какой-то судьбой, которую я не выбирала и не желала?

Он долго молчит, а когда заговаривает, то его голос едва слышен:

– Вы правы. Это нечестно.

– Я не прочь учить вас, – продолжаю я, не отводя глаз. – Потому что у вас выдающийся голос, который заслуживает быть услышанным.

Он выглядит задумчивым, но все равно чуть кривит бровь, и я понимаю, что он еще не убежден до конца.

– А где мы будем проводить уроки? И когда?

Я сглатываю. Единственная возможность, единственное место, где нас не обнаружат, – это мой подземный склеп. Сирил туда годами не спускался, так что вряд ли пойдет и сейчас. Но при одной мысли о том, чтобы привести туда кого-то, в мое личное пространство, тихое и мирное, внутри все леденеет.

Сжав на юбке кулаки, я отвечаю:

– Я живу здесь, в театре. Ну, под театром. В полночь вы могли бы спускаться туда вместе со мной и учиться.

– Звучит жутко таинственно. Почему бы просто не попросить мсье Бардена выделить нам какое-нибудь помещение в течение дня?

Время утекает. Мой слух обращен к потолку, я жду скрипа половиц и стука каблуков, знака, что Сирил уже ищет меня.

– Сирил позволяет мне жить здесь, скрываясь от профессии фандуара, до тех пор, пока я не вмешиваюсь в дела, которые могут повредить его репутации. Я больше чем уверена, что ему не понравится перспектива того, что я стану давать уроки вокала, да еще и днем, когда кто угодно может на нас наткнуться.

– Сирил?

– Месье Барден! – раздраженно поясняю я. Ну почему он задает так много вопросов? – Он… старый друг семьи.

Эмерик чуть расслабляется.