– Наверное, нет.

– Здесь не может быть никаких «наверное». Мои работы никем не будут приняты всерьез, если я поставлю под ними собственное имя.

– Твоя гордость вынуждает тебя к молчанию не меньше, чем все остальное.

– Проклятая гордость, – произнес Ричард с горьким смехом. Он мог подшучивать над всем этим наедине с Томасом, но его задевало, что способности, высоко ценимые в неизвестном художнике, в человеке из высшего сословия в лучшем случае будут снисходительно приняты за дилетантство. – Но, знаешь, история, которую мы, а вернее, ты сочинил насчет Этьена Луи, мне очень нравится.

– Признай, что я проделал замечательно тонкую работу. – Томас улыбнулся и сделал глоток бренди. – Не то чтобы это было так уж трудно. Вовремя ввернутое пояснение, уместное замечание, и…

– Voila![3] – Ричард произнес это слово с подчеркнутым французским акцентом. – Перед нами Этьен Луи Туссен, единственный уцелевший отпрыск знатной французской семьи, казненной во время революции. Он был вывезен из страны преданными слугами и теперь проводит дни, занимаясь живописью со страстью, свойственной его предкам, а ночи, ах, mon ami[4], его ночи…

– Это был блестящий штрих, – сказал Томас, улыбаясь еще шире.

– В самом деле блестящий! Для человека, которого никто в глаза не видел, репутация прекрасного любовника – истинная удача.

– Благодарю тебя. – Томас пожал плечами с преувеличенной скромностью. – Каждый делает что может. Должен заметить, что все вышло очень забавно. Я смог оценить это, когда подслушал разговор женщин, обсуждающих чары неотразимого Этьена Луи. Жаль, что я не слышу подобных разговоров о графе Шелбруке. Не настало ли время подыскать для тебя подходящую пару?

Знает ли Томас о наследстве Джиллиан и условии его получения?

– Последнее, в чем я нуждаюсь именно теперь, – это еще одна женщина. Сестры, да еще тетушка… право, вокруг меня более чем достаточно женщин. К тому же подходящую невесту, которая пренебрегла бы моими финансовыми затруднениями, найти нелегко. – Ричард умолк. Если Томас в курсе дела о наследстве, то сейчас самый подходящий случай упомянуть об этом. Но друг молчал, и Ричард заподозрил, что тот ничего не знает о предложении сестры. – Довольно о женщинах, Томас, иди сюда и посмотри.

– У тебя огромный талант, мой друг, – негромко произнес Томас. – Твое мастерство совершенствуется с каждой картиной. Эта вещь чудо как хороша.

– Не просто хороша, а великолепна!

– Твоя скромность так же велика, как и талант.

– Скромность бесполезна, когда живешь, укрывшись в тени другого имени.

– Я хотел бы, чтобы ты позволил мне поговорить с Джиллиан. Она обладает большим влиянием в обществе и никогда не выдаст твою тайну.

Голос Томаса звучал чуточку слишком безразлично. В свете происшедшего накануне вечером Ричард почти забыл о том, что одна из его картин принадлежит теперь Джиллиан, и поддержал разговор с той же деланно безразличной интонацией, как и Томас.

– Ах да, овдовевшая красавица леди Джиллиан. Однако, как я уже говорил, мне нет необходимости осложнять жизнь отношениями с еще одной женщиной, даже если она может быть весьма полезной. Повторяю, я не хочу, чтобы ты посвящал свою сестру в мои дела. Ведь ты уважаешь мои желания, не так ли?

Помолчав, Томас ответил:

– Да… Разумеется.

– Ты не рассказывал сестре о моем творчестве?

– Нет… Никогда.

– И не просил пригласить меня на один из ее вечеров?

– Конечно, нет!

– Значит, не ты посоветовал ей пригласить меня на вчерашний прием.

– Вчерашний? Конечно, нет. – Томас нахмурился. – А ты там был?

– Да, был, но…

– Она пригласила тебя? И ты пришел. – Лицо у Томаса просияло. – Я считаю, что это большая удача.