– Ну во! – радуюсь я. – Можешь, когда захочешь!

– И как ты это сделала? – любопытствует Яр-Яр. – Пальцами?

– Мамкиным розовым самотыком, – сообщаю я.

– Самотык – это фаллоимитатор? – уточняет он.

– Нет, блять, это сорт кабачков! – язвлю я. – Разумеется, это фаллоимитатор.

– Зачем ты так лаешься, Аннабель? – несколько покоробившись, спрашивает Яр-Яр.

– А тебя ебёт? – на автомате отвечаю я и тут же думаю, что таким макаром отпугну очень даже подходящего кандидата.

– Очень некрасиво, – печально качает головой мой потенциальный целколом.

– Если тебя это фраппирует, я больше не буду.

– Что значит «фраппирует»?

– Это значит неприятно поражает, – объясняю я и не удерживаюсь: – По контексту можно было догадаться.

– Да, Аннабель, меня это неприятно поражает. Девушкам нельзя так ругаться. Даже в наше ненормальное время.

– Хорошо, Ярослав-Ярополк, обещаю больше не ругаться.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – вежливо отзываюсь я. – Но между прочим, первым ты «целку» употребил, тоже не самое нормативное слово.

– Согласен. Извиняюсь.

Я про себя думаю, что корректней будет «извини», но на всякий случай придерживаю язык.

– А почему ты выбрала именно меня? – спрашивает он.

– Ты мне понравился. И…

…И я вкратце рассказываю ему о явлении телегонии и о том, как тяжело найти достойного дефлоратора, особенно в «наше ненормальное время». Про время, a propos, я с ним целиком и полностью согласна, только я бы назвала нынешние времена «ебанутыми на всю голову».

– Так что? Когда, где? – говорю. – Предлагаю сегодня вечером. Только у меня нельзя. Есть место на примете? Желательно не на природе и чтобы подмыться можно было.

Яр-Яр довольно долго думает.

– Так где и когда, Ярослав-Ярополк? (Почти Гумберт Гумберт.)

– Называй меня или Ярополком, или Ярославом, пожалуйста. Можно Яриком.

– Ярик мне не нравится, – говорю. – Где и когда, Ярополк?

Оказалось, он отдыхает здесь один – снимает отдельный домик в дачном посёлке. Лучше и придумать нельзя, хоть летний душ у него имелся только на улице. Я заскочила домой (к бабке) и прихватила с собой непочатый тюбик вазелина (заранее прикупила).

Небольшой дачный домик под двускатной крышей, крытой шифером, утопал в кустах жимолости и жасмина. Единственная комната оказалась довольно просторной. Три окна, занавешенные бело-голубыми занавесками. Под потолком лампа под матовым коническим абажуром. Квадратный обеденный стол, на нём пепельница с двумя скуренными до фильтра окурками, пачка красного «Пелл-мелла», блюдце с порезанным лимоном (попка и три тоненьких кусочка), заварной фарфоровый чайник с изображением жёлтой розы (крышка снята и лежит рядом), железный электрический чайник советских времён, початая пачка рассыпного чая «Tess» без ароматизаторов, старая общепитовская чайная ложка. Под столом высокие красные резиновые сапоги, рваные матерчатые кроссовки и пустая полторашка от крепкой «Охоты». Советский платяной шкаф 50-60 годов. Маленький чёрно-белый телевизор «Юность» и электрическая плитка на тумбочке между двух окон. Односпальная кровать с низкими спинками, аккуратно застеленная красным вязаным покрывалом. На кровати ещё не остывший труп грудастой девственницы (дайте пофантазировать). На стене над кроватью гранатомёт РПГ-16 на гвозде (шутка, даже ружья не висело). Портрет первого президента Б.Н. Ельцина с траурной ленточкой (тоже шутка). Стул с высокой спинкой, на котором сидела гиперреалистичная блондинка секс-кукла с пятым или шестым размером бюста на ХХХL-фаллоимитаторе с присоской (опять шутка). В углу у входной двери три удочки, два спиннинга и невод для ловли золотой рыбки (снова шутка – невод лежал под кроватью).