Ровный спокойный голос явно не вязался с внешностью старшины второй статьи. Коренастый, широкоплечий, с грудой мышц, выпирающих из-под обтягивающей брезентовой голанки, бело-голубого цвета.

– Аслахан Нигматулин. Можно просто Хан, – мясистая ладонь с колобашками коротких пальцев и не отмываемой грязью в складках кожи, вынырнула на свет.

Максим представился, вкладывая свою ладонь для рукопожатия.

– Ай! – непроизвольно вырвалось под хруст суставов.

– Извини, не рассчитал. Давай топай в четвёртый. Первая каюта по левому борту. Мех ждёт.

Лёгкое похлопывание по спине рукой с повязкой ЭРЦЫ нижнего вахтенного отслоило мышцы от костей.

Протиснувшись к переборке четвёртого, заглянул в отсек. Прямо перед ним на коричневом линолеуме палубы, широко раскинув ноги в кожаных чёрных тапочках, сидел старшина первой статьи. На вытянутом худом лице щетина усов, сросшаяся с клиновидной бородёнкой. Отсутствующий взор серых затуманенных глаз. Сбитые костяшки кулаков, похожих на две старые кувалды, валялись между ног.

Осторожно, стараясь не задеть старшину, полез в отверстие переходного люка. И тут же вылетел обратно, получив такой удар ногой в грудь, что сердце остановилось, а лёгкие сразу забыли про свои функции.

– Тебя, что не учили спрашивать добро при переходе между отсеками?

Пьяная тягучая речь, привела Максима в замешательство. Встав на ноги, и превозмогая дикую боль, он непонимающе вытаращился на обидчика.

– Что уставился, клоун полосатый? Не понял? Так я сейчас добавлю, в раз дойдёт.

Поматываясь, вытянув руку для противовеса и наклонив голову, верзила попытался подняться. В это время кто-то отстранил Макса в сторону и нырнул в люк.

– Ну, ты и борзый кара…

Тело упало быстро, загремев мослами, и перестало подавать признаки жизни. Послышался стук в переборку каюты.

– Мичман Щорс, прибыл по вашему приказанию!

– Заходи, боцман.

Заскрипели ролики открываемой двери. А Максим всё стоял в нерешительности в третьем.

– Грозного побрить и в холодную.

– Не понял. У нас опять двадцать пять?

– Завтра встаём в док и переселяемся на «Гаджиев». Отпуска и увольнения запрещены до особого. Послезавтра комбриг проводит нам строевой смотр и проверку готовности экипажа. Так что подготовь вахту.

– Владимир Алексеевич, я могу Царя на время смотра на вахту запихнуть. Зачем брить? Кэп же озвереет.

– Серёга! Ты не понял? Исполнять, – послышался раздражённый третий голос.

– Есть, – буркнул мичман. Помедлив немного, констатировал: – Значит всё действительно хреново. Да, чуть не забыл. Там пополнение ждёт.

– Где?

– У переборки третьего.

– Пусть там постоит, позовём.

Боцман выпорхнул из соседнего отсека, представ пред Максимом. Не высокий, жилистый. Скуластое лицо. Белобрысый. В голубых глазах тоска, перемешанная со злостью.

– Стой здесь. Позовут, – прошмыгнул к центральному посту. – Хан, Шмынько и Бурмистрова в четвёртый. Царя пусть оттащат в седьмой, побреют, свяжут и в трюм.

– Боцман, нас, что опять мордовать будут или снова в море?

– Не знаю! Похоже всё вместе!

Максим оторопело стоял, таращась на скрюченного старшину, валявшегося за переходом. Мысли суетились в голове от произошедшего

– … не понимаешь? Да жену у кэпа он охаживает! Вот все наши проблемы! Чем мы дальше и дольше, тем лучше.

– А комбриг здесь тогда причём?

Разговор в каюте еле был слышен. Но в корпусе субмарины стаяла такая тишина, что Максу было слышно, как дышит за спиной Аслахан.

– Умм…, – он действительно стоял за спиной.

И прежде чем новенький успел испугаться, прикрыл ему рот своей грязной пятернёй.

– Усохни, – произнёс одними губами.

– Командир бригады должен ему немереные бабки. А этот гад этим пользуется.