Созвездие слилось в Красное Солнце, освещающее людей с закрытыми глазами. Через мгновение они одновременно открыли их, и вместо глаз у них было цветное нечто. Это нечто расползлось по реальности, поглотив ангела. Затем всё снова вернулось в отрывок сознания Каролины. Она отбросила нож, упала на колени и заплакала. Вместо пола было цветное нечто.

Вместо пола была пустота.

Глава четвёртая. Кормёжка

Бледный фонарь слабо разрывал темноту зимнего вечера. На самом деле было только около пяти, так что пятиэтажки ещё толком не освещали пустую улицу, а лишь смотрели на неё мёртвыми глазами. Впрочем, Арину это ничуть не волновало.

Руки её вспыхнули гнилым красным огнём. Лицо скривилось от боли, но вместо того, чтобы потушить пламя, она зажгла им белую свечу, только после этого позволив себе упасть на колени и перестать сдерживать слёзы, которые постепенно потушили огонь, пока свеча растворялась в сердце Арины.

– Зачем ты поддерживаешь её существование? – спросил безликий силуэт, состоящий из оранжевого сияния.

– Сейчас увидишь. – тихо ответила Арина.

– Да я знаю. Я просто спрашиваю, стоит ли оно того. Ты намеренно лишаешь себя счастья.

Ответа не последовало. Встать получилось с некоторым трудом. Чуть пошатываясь, Арина взмахнула скальпелем, после чего им же вскрыла свою голову и сердце. Пространство засияло выжигающе-белым светом, низводя всё, что было вокруг, до карандашных рисунков. Она чуть наклонила голову, сосредоточенно смотря в одну точку. Там начал вырисовываться новый силуэт.

Постепенно реальность отрывками возвращалась к исходному состоянию. Арина шла к этому силуэту, всё отчётливее видя, что он состоит из гнили.

– Ты боишься. – сказало оно. – Боишься потерять это, потому что иначе тебе нечем будет кормить пустоту. Без своей боли ты никто.

Возражать не было смысла. Арина уже устала убегать от правды.

– Да.

– И даже сейчас ты кормишь её. Твоё страдание порождает страдание, и ты не хочешь прерывать этот круг, потому что иначе не сможешь ничего создавать. Ты ничего не стоишь как создатель в сущности своей. Твоё топливо однажды закончится. Ты это понимаешь?

– Да.

Цветная пустота пожирает силуэт. Арина падает спиной на снег и смотрит в тёмное небо, после чего устало закрывает глаза.

«Выхаркал это еб*чее творчество,

Что обречено было мучиться, корчиться

И, в моих руках умирая,

Стать основой для Святого Грааля.»

Сага о моряках и скалах, Pyrokinesis

Зрители ждут представления. И оно начинается. Но зрителей нет. Я это знаю. Их не существует. Как и меня. Ведь зрители и есть актёры. Образы. Запертые. Но нужен персонаж, да. Собранного материала достаточно. Первая постановка. Множество вариантов – всего лишь множество сюжетов. Неважно, происходят они по воле разума или по воле случайности. А бесконечность в каждом из них лишь исходит из Первородной Идеи заполнения пустоты. Призрак возвращает себе воспоминания, став Птичьим Драматургом, хотя в таком случае они становятся чужими. Но без личного опыта невозможно искусство, ведь на нём строится восприятие реальности, которую человек и воссоздаёт в этом самом искусстве.

Девочка в простом белом платье, похожим на ночнушку, стоит у края небольшого отвесного каменного утёса. Она босая. Ветер швыряет ей в лицо брызги бушующего моря и едва не срывает волосы с головы. Волны одна за другой разбиваются об утёс. Небо серое. Девочка смотрит на это с тревогой, болезненным отчуждением и чем-то что никак не выходило понять.

Этот рисунок не давал Дарине покоя уже долгое время. В детстве она постоянно изображала его везде, где только можно. Даже в учебниках во время уроков. Почему сейчас это так часто вспоминается? А, плевать. Звучит очередная бессмысленная ритмичная песня из колонки. Кто-то с пятого этажа раздражённо кричит им, чтобы они выключили музыку или хотя бы сделали потише, но в ответ того просто шлют далеко и надолго.