«Баба!» – успел подумать отшельник, глядя в молодое веснушчатое лицо с огромными глазищами цвета греющийся на солнце травы. В следующее мгновение «баба» вышибла почву у него из-под ног, и он грохнулся оземь, чуть-чуть не задев головой торчащий из земли булыжник. Трава смягчила падение, но дух из него оно всё-таки вышибло. Хозя…йка лошади не теряла времени даром и тут же набросилась на него, целясь хорошо акцентированным колющим ударом в горло. В процессе схватки Горм не обратил внимания, что меч она держит в левой руке, да и было ему недосуг. Коряга отразила укол в последнюю секунду, отведя меч правее. Это обстоятельство ничуть не смутило нападавшую (технически, защищавшуюся – Горм первый начал), и она попыталась рубануть его наотмашь. Не самая эффективная атака с её видом оружия, но попади она – и отшельник мог бы доказывать это богам загробного мира. Коряга вновь остановила удар – на этот раз Горм целил в предплечье. Размахнуться как следует, отбиваясь кверху пузом, не представлялось возможным, и «осушить» руку ударом не получилось.

Слова, которые этот мир не слышал уже очень много лет, сами проснулись в сознании отшельника. Он отрыл рот, но пересохшее горло выдало лишь хрип. Надеяться на моментальный эффект было бесполезно, хоть и сработали не забытые с годами инстинкты. Нападавше-защищавшаяся не обратила внимания на попытки Горма извлечь из себя какие-то звуки и с силой пнула его туда, куда пришёлся её первый удар. Звёзды и слёзы, толкая друг друга, покинули глаза отшельника, которые и сами были не прочь вылезти из орбит в эту секунду.

Два удара по достоинству стерпеть было никак не возможно, гремучая смесь боли, злобы, обиды и возмущения послужила гораздо более весомым мотиватором, чем банальные инстинкты, и заветные слова сорвались с его губ. Лошадь заржала в панике и бросилась рвать привязь, стараясь убежать подальше от источника звука. Её хозяйка схватилась за глаза, пытаясь сбросить невесть откуда накрывшую их чёрную пелену. Горм спешно отполз от неё, задыхаясь в кашле – горло пересохло настолько, что казалось готово было треснуть. Привычный кисловатый привкус на губах, давно забытый, привёл его в себя. Отшельник поднялся в полный рост, всё ещё пытаясь проморгаться от звёзд и слёз, борясь с приступами кашля. «Баба» рядом в ужасе вопила, полагая, что неведомым образом ослепла, и неуклюже махала мечом в разные стороны. Подогреваемый всё тем же коктейлем эмоций, не обращая внимания на пожары в горле и паху, Горм с силой и хорошим размахом саданул противнице палкой по предплечью, затем с силой ткнул нижним концом в солнечное сплетение, заставляя согнуться и ловить ртом воздух, а следом рубанул под колени, заставляя встретиться с землёй.

Тёмная фигура отшельника нависла над скорчившейся в траве девушкой. Глаза его потемнели, превратившись практически в сплошной зрачок, лёгкие с силой выталкивали воздух из раздувшихся от злобы ноздрей. Коряга вновь взмыла в воздух, на этот раз с чётким намерением проломить наглой твари её тупорылую башку. Взгляд Горма зацепился за пряжку, что крепила серо-зелёный плащ на её груди. Чаша со змеем, выкрашенные в тёмно-зелёный цвет. Не поверив своим глазам, отшельник замер точно статуя. Не осознавая того, он попытался проморгаться, чтобы отогнать наваждение, но пряжка осталась на месте, подёргиваясь в такт конвульсиям владелицы. Которая, конечно же, владелицей её быть не могла. Горм заглянул в покрасневшие глаза страдалицы, отчаянно пытающиеся разглядеть что-то помимо кромешной тьмы, оценивающе оглядел овал лица, форму носа, губ. В жаркий летний полдень по спине его побежали мурашки.