– «Беги детка», – говорит мне внутренний голос. И я не просто бегу – я лечу в строну света, махая по сторонам палкой, как бы отбиваюсь от стаи волков, которые преследуют меня. И мне везет. Не смотря на то, что трактор с мотором и на колесах, я догоняю его и даже умудряюсь постучать по кабине. Вижу восторг на лице местного механизатора, который видит перед собой перепуганную, покрытую коростой грязи женщину, да еще и с палкой. Я ведь не знала, что это был вор! Откуда мне было знать, что этот молодой мужчина по ночам ворует солому для своего племенного бычка, которого сдает в аренду для осеменения местных телок. Еще целых полчаса после того, как я вся такая в белом, стучу ему по кабине, мне приходится гоняться за ним с дрыном по полю. Догнала! Трактор заглох! Видно выдохся!

– Изыди сатана, – орет он и крестится, будто я нечистая сила.

– Стой, – ору я и замахиваюсь, чтобы в случае чего стукнуть его по ногам. –Ты кто такой?

– Я это, – заикается он. – Я соломы хотел немного бычку своему подгрести.

– Ах соломы, – переспрашиваю его я. –Тебя как звать – гребун ты соломенный?

– Меня Петро звать -Петя, – отвечает он робко как на допросе у следователя.

– А я Люська Холмогорова, – отвечаю я, и опускаю свое оружие.– Ты меня Петя, не боись! Я тебя бить не буду, ты живой мне нужен. У меня тут недалече «Мерседес» в грязи застрял. Помоги ты, одинокой женщине, и я дам тебе десять долларов.

– А чего не помочь. Бить не будете?

– А за что – говорю ему я.

– Ну, так за солому.

– Ах, за солому говоришь! За солому Петя, я тебя бить не буду.

Закрыв глаза, я прижимаюсь щекой к надежному мужскому плечу и в этот миг вспоминаю старинную песню. В такт тарахтению двигателя я тихо начинаю петь:

– Прокати, нас Петруша на тракторе, до околицы нас прокати…

Вскоре прибыли. Торчащий из грязи красный «Мерседес» даже в таком убогом положении выглядит вполне достойно. Он торчит в русском болоте, накренившись на левый бок. Я отважно бросаюсь, в самую глубину местной топи. Принимаю так сказать активное участие в его спасении. Стоя по колени в грязи держусь за значок «Мерседеса» на капоте, и жду, когда Петро меня из болота тянуть начнет.

А Петруша тем временем, крутит на поляне пятаки подобно Шумахеру. Он видно решает меня впечатлить своей колхозной брутальностью, чтобы потом флиртануть со мной на колхозном сеновале. Грязь летит из-под его колес, засыпая меня с головы до ног. Я ору, как угорелая так, что даже волки попрятались в болотах от страха.

– Ну что Люсьена, давай тяни трос! Будем твоего «Мерина» за яй… жябры тянуть.…

И тут до меня доходит: Боже у меня в автомобиле нет троса.

– Мерседес бабаньки – это такая машина, где трос немцами не был предусмотрен вообще.

Разве они не знали, что «Мерседесы» покупают не только арабские шейхи и крутые братки, но и экзальтированные русские дамы, для покорения грязевых месторождений. Это становится последней каплей моего терпения! На – чисто французском, с английским акцентом – я, громко высказываю Петруше все, что думаю о «ночных трактористах», подрабатывающих промыслом соломенного сбора. В Общем – мы умудряемся разругаться. Послав друг друга по пути наименьшего сопротивления – он бросает меня.

По мере того как задние фонари скрываются во мраке, я понимаю, что эту ночь мне придется провести в гордом одиночестве. Забравшись на задний диван, я поджимаю под себя ножки, и плачу, проклиная свою беспомощность.

Светает. Дождь, который так дразнил сверканием молний и грохотом грома так и не пошел. Выкурив, больше, чем вешу, мне хочется умереть – умереть в ту же секунду! Мечта о скоропостижной кончине на тот момент так и остается несбыточной мечтой. Стекла «Мерина» начинают дребезжать и на бугре появляется он – трактор.