Ещё через неделю я не выдержала пыток и пригласила дворника, который после непродолжительной торговли вынес покрывало с осколками вон из моих мыслей за трояк. Я вздохнула с явным облегчением и промыла всю кладовку холодной водой с уксусом. Как же я радовалась тому, что в моей квартире нет больше битого стекла!

Я тогда и не знала, насколько коварны осколки. Оказывается, их нельзя взять и просто так выбросить. Эти остались во мне навсегда. И затаились до поры до времени. Прошли годы, прежде чем первый из них добрался до моего сердца. Это был хвост от разбитого фарфорового зайчика.

В тот день, когда это случилось, я расслабленно сидела в кресле и краешком глаза поглядывала в телевизор. Показывали что-то из жизни лопоухих. На экране мелькнул заячий хвост, и тут же в моей груди что-то сильно кольнуло.

– У меня же был фарфоровый зайчик, гладенький такой, мне моя бабушка подарила, где он?.. – забормотала я и сделала движение в сторону того места, где раньше стоял сервант.

«Боже мой, зайчик же погиб, когда все рухнуло! А ведь он был последним оставшимся „в живых“ из тех самых, сражающихся фарфоровых семеек!» – пронеслось в моей голове.

Волнами мыслей меня отбросило назад, в то время, когда мне только-только исполнилось шесть. Я жила у бабушки с дедушкой, которые воспитывали во мне чувство прекрасного приобретая дорогие игрушки, импортные наборы фарфоровых зверят. Одна семейка из папы, мамы и двух детишек стоила рубль с копейками. Там были и олени, и бегемоты, и киты, и медведи, и зайцы. Идея покупать ребенку миниатюрные произведения искусства принадлежала моей бабушке.

Делала она это на свою пенсию. День, когда должны были принести деньги, считался чуть ли не праздничным. Бабушка вставала очень рано, провожала дедушку на работу и бежала на рынок за молоком. А потом, пока я спала, тщательно и почти бесшумно прибиралась в квартире. Вешались чистые занавесочки, менялась скатёрка на столе. Но поверх скатёрки – обязательная клеёнка, очищенная моими руками от моих же каракуль обычными спичечными головками. Кстати, каракули были сделаны новомодной тогда шариковой ручкой. Ложились на свои места свежие половички, разноцветные китайские полотенчики, отглаженные салфеточки и всякие другие уютные тряпочки. Матово блестели и пахли мастикой паркетные полы, ещё со вчерашнего вечера натёртые вручную и доведённые затем «до ума» жутко воющим полотёром с серой треугольной головой. Я его боялась и затыкала уши. Ну, чистый дракон!

Итак, когда всё было готово к приёму работника почты, бабушка будила меня. Я вскакивала и бежала умываться. Затем выпивала кружку молока на завтрак, и мы начинали ждать, по очереди поглядывая на старинные механические часы, бьющие по своим струнам молоточками каждую четверть часа. Почтальонша могла прийти когда угодно. Поэтому мы никуда не отлучались. Наконец раздавался звонок в дверь, бабушка бежала открывать, и в квартиру влетала долгожданная гостья с брезентовой сумкой через плечо. Женщины быстро садились за стол. Доставались какие-то бумаги, ставились подписи, и считались деньги. Сорок один рубль шестьдесят копеек. И каждый раз повторялся один и тот же диалог. Почтальонша строго спрашивала бабушку:

– Дам сорок два рубля. У вас сдача будет? Сорок копеек у вас есть?

А бабушка, даже не заглянув в свой кошелёк, взволнованным голосом ей отвечала:

– Да не сообразилась я как-то опять… Каждый раз все забываю и забываю, голова-то дурная уже, старая. Давайте без мелочи.

– В следующий раз обязательно мне напомните, я отдам. И имейте размен.

Но в следующий раз вся история с отсутствующей сдачей повторялась как под копирку. Как будто бы это была игра для взрослых, с очень строгими правилами.