Они поздоровались, и тетушка перевернулась на спину. Она уставилась на них, мгновение ее лицо ничего не выражало, а потом она ухмыльнулась:

– Каролин! Натали! Спасибо, спасибо, что пришли меня навестить. Спасибо.

Тетушка всегда горячо благодарила их за визит. Натали раньше думала, что это смешно, но потом поняла, что нет, совсем нет. Это душераздирающе. Тетя Бриджит жила взаперти, в ужасном месте, без человеческого общения, не считая медсестер, докторов и других пациентов. Помимо внутреннего дворика, куда пациентам разрешалось выходить на часовую прогулку в хорошую погоду, мир тетушки был блеклым, пустым и лишенным всякого смысла.

– Мне вчера приснился кошмар, – сказала тетя Бриджит тихо, будто не хотела, чтобы услышали соседки. – Я была коброй в корзине, и меня оттуда вытянула монашка. Я вонзила клыки в ее руку.

Натали сглотнула ком в горле. Тетушкины сны всегда приводили на ум пугающие, яркие образы.

Тетя Бриджит ухмыльнулась, а потом продолжила:

– Когда я укусила ее, она обратилась в голубку.

Мама и Натали обменялись взглядами, и мама кашлянула.

– Это пугающе, тетушка.

Тетя Бриджит замолчала, абсолютно, и замерла, как статуя, только губы ее шевелились.

Такое часто случалось. Тетушка уходила… куда-то. Натали всегда гадала, куда именно: в прошлое, в будущее, в глубины собственного воображения? Через пару секунд она обычно возвращалась в настоящий момент.

Мама нарушила молчание:

– Натали теперь работает в газете.

Тетя Бриджит не ответила, будто не услышала, помолчав еще несколько секунд. Потом посмотрела Натали в глаза с мрачным видом и дотронулась до ее щеки. Тетушка проговорила тонким голосом:

– Никому не доверяй.

Натали вздрогнула.

Почему она так сказала?

Ее мать, уже отлично научившаяся не обращать внимания на тетины странности, стала дальше рассказывать, как хорошо Натали пишет, а потом упомянула папу. Мама прочитала его последнее письмо тете Бриджит, а Натали все размышляла, почему тете на ум пришла фраза «никому не доверяй».

– Я скучаю по Августину, – сказала тетя Бриджит, голос ее сорвался. – Он хороший брат. Я хотела бы… хотела бы… – Губы тетушки задрожали, и лицо сморщилось в плаче.

Мама обняла ее, а плач перешел в рыдания. Тетушка спрятала лицо в маминых руках, как ребенок. Она говорила что-то, повторяла снова и снова, и Натали никак не могла разобрать слова.

– Что она говорит?

– Я хотела бы, чтобы он помог мне поправиться, – сказала мама.

Натали покачала головой, жалея, что не может помочь тетушке. Папа и правда всегда умел помочь, по крайней мере, пытался, и она понимала, почему тетя Бриджит зовет его.

Мама утешала тетушку, пока та не успокоилась. И тут же она сказала, что хочет спать.

Безумие, странное, страшное и непредсказуемое.

Они вскоре ушли и на выходе обнаружили, что их ждал ливень. Спеша на трамвайную остановку, они прижимались друг к другу, соединив свои зонтики, чтобы создать большой щит от дождя.

– Тетушка мне что-то странное сказала. Ты ее слышала? «Никому не доверяй».

Мама вздохнула.

– Почти все слова тетушки странные.

Натали стряхнула капли с зонта.

– Я знаю, но это казалось очень… конкретным. Тебе не кажется?

– Не знаю.

Вот так всегда с мамой. Если она о чем-то не хочет говорить, то это как вести диалог с горгульей с собора Парижской Богоматери.

Мамино бескомпромиссное молчание только придало Натали смелости.

– Вы с папой никогда мне не рассказывали, – начала она, – как тетушка оказалась в лечебнице Св. Матурина.

– Это сложно, ma bichette, – мама посмотрела ей в глаза. – Она считает, что у нее видения. И она пыталась утопить человека из-за них.