– Подойдём поближе?

– А там сегодня играют?

– Я не знаю, не уточняла, – растерялась я. – Но народ вокруг не толпится, значит, матча нет. Да и откуда бы им взяться, лето же, межсезонье.

– Тогда подойдём. Только ненадолго – кажется, дождь соберётся совсем скоро. Смотри, какой горизонт чёрный.

Мы постояли немного у самого стадиона и только собрались развернуться и уйти на набережную, как из-за спины послышался голос:

– Извините, вы же Эрик Нильсен, да?

Мы обернулись – перед нами стоял совсем молодой парень, лет двадцати. Эрик смущённо кивнул ему и тот, не выдержав нахлынувших эмоций, схватился за голову.

– Ох, ты ж… Простите, я просто глазам не поверил! Я был вашим фанатом в школе, да что там, у нас за вашу команду все болели. Я с юга, в Питер совсем недавно переехал. Знал, конечно, что тут по земле и боги ходят, но не ожидал встретить своего кумира вот так запросто, на улице. Вы ведь больше нигде не играете? Про вас давно ничего не было слышно, с тех пор, как закончился ваш последний контракт.

– Уже не играю. Возраст не тот, – Эрик лукавил, он ещё был не так стар для футболиста, но настоящие причины внезапного заката своей карьеры он сообщать не собирался.

– А чем занимаетесь? Тренируете?

– Книжки пишу.

– Ого. Слушайте, а… можно мне автограф? А то наши парни не поверят, что я вас встретил. Или могу я совсем обнаглеть и попросить совместное фото?

– Эм… да, можно. Катерина, если тебя не затруднит…

Юный фанат, наконец, заметил меня. Несколько секунд он простоял в удивлённом ступоре, но потом всё же протянул мне свой телефон. Меня снова затопило стыдом.

После того, как я вернула ему телефон, сделав пару снимков слегка дрожащими пальцами, парнишка порылся в рюкзаке, достал оттуда альбом, до половины заполненный рисунками, и фломастер странного фиолетового цвета.

– Вам написать что-то конкретное? – спросил Эрик, снимая колпачок и бросив на парня внимательный взгляд.

– Пожелайте мне удачи. Она мне на новом месте понадобится.

Эрик написал ему что-то на чистом листе и протянул альбом обратно. Парень взял его, но уходить не торопился – мялся в нерешительности, словно хотел задать неприличный вопрос. Мне уже очень хотелось, чтобы он ушёл. Или сбежать самой.

– Можете постоять так пять минут? – неожиданно выпалил молодой человек и умоляюще взглянул на Эрика.

Он торопливо выудил из рюкзака кусочек угля, перевернул страницу и начал набрасывать что-то, тарахтя при этом без остановки.

– Извините, если я кажусь вам чокнутым, но у вас очень фактурное лицо, не могу отказать себе в удовольствии его запечатлеть, – он бросал на Эрика короткие взгляды, не прекращая скользить углём по листу. – В школе, когда я только учился рисовать, я рисовал вас с фотографии, и, признаться, выходило чудовищно, но с живого лица – это совсем другое, да и кое-что я уже вполне могу. Я хочу отдариться, понимаете? Дома пусть ваша супруга побрызгает рисунок лаком для волос, чтобы не осыпалось, хорошо? Знаете, я помню ваш последний матч. Вы же посвятили тот гол именно ей, да? До ужаса трогательно было, я чуть не расплакался.

– Именно так.

– Мы тогда гадали, кто она. Теперь одной тайной меньше. Красивая она у вас, но я бы рисовать не взялся. Там такие полутона, что я пока не способен перенести их на холст, тут нужен кто-то очень талантливый.

Я стояла с открытым ртом. Почему-то единственный вопрос, который у меня оставался – где мне взять лак. Придётся, наверное, попросить у девушек на ресепшн – их подчёркнуто аккуратные причёски наводили на мысль, что без него там не обошлось. Тем временем юный художник уже аккуратно выдирал лист из альбома.