Но очень странным было его поведение. В первые же дни февраля, когда вспыхнула очередная буча на Майдане, его темно-синее пальто, его серая кепка и его лаковые туфли мелькали в тылу тех, кто встал против бунтарей – за спинами милиционеров, бойцов севастопольского «Беркута» и тех, кого в Киеве называли новым словом «антимайдановцы».

И странное дело! На этой стороне тоже были крымские татары! Эти не кричали «Слава Украине!» или «Украина понад усэ!», и не аплодировали Джемилеву, когда он выступал с грузовика (репродукторы разносили его голос по всему Майдану). Эти татары, как и многие другие добравшиеся до Киева крымчане, возмущались бандитским разгулом тех, кто бил милиционеров, спецназовцев, солдат и офицеров Внутренних войск, кто не реагировал на яростные призывы оратора: «Хто не скаче, той москаль!»…

Там, на Майдане, загадочный молодой человек с растерянным взглядом впервые подумал, что эти люди, приехавшие из Крыма и вставшие по разные стороны киевской баррикады, хотят разной жизни полуострова. Одни кричат, что надо скинуть Януковича и «его воровскую банду», что «Бандера прыйдэ, порядок наведе!», а другие не хотят мордобоя и крови, другие хотят, чтобы «все было по закону»…

Потом, уже ближе к двадцатым числам февраля, он вдруг перебрался на другую сторону – как на сей раз было ему приказано… И там дебелая дивчина, бросившая на его одежду удивленный и брезгливый взгляд, сунула ему в руки инструкцию вот с такими словами: «Берите шарфы темных тонов. Наихудший, но допустимый вариант – медицинские маски. Надевайте футбольные щитки. Берите арматуры, молотки для строительства белого будущего… Целить в шлем орков. Никогда не говорите, что мы за насилие. Мы обороняем НАРОДОВЛАСТИЕ»…

Он все понимал в этой инструкции, кроме двух фраз про молотки для строительства странного «белого будущего» и про насилие…

Люди били людей. «Разве это не насилие? – думал он, – разве милиционеры и беркутовцы не обороняют это самое народовластие? А какое же тогда народовластие обороняют бьющие их?»…

В тот же день дюжий хлопец из «Правого сектора», взобравшийся на перевернутую пустую бочку из-под керосина, орал в мегафон: «Необходимы каски строительные, уголки металлические, скотч, черенки для лопат, газовые баллончики типа «Терен» и «Кобра», противогазы, щитки футбольные или хоккейные»…

Было холодно и сыро. Молодой человек в осеннем пальто зашел погреться у «буржуйки» в палатке. Там на полу лежал захваченный майдановцами в плен солдат «Беркута» без глаза – он дико стонал, размазывая кровь по лицу. И просил помощи. Просил вызвать скорую.

– Ось тоби помищь! – рыкнул дюжий хлопец, приставляя ствол пистолета ко лбу теряющего сознание бойца.

«Почему хозяин прислал меня к этим людям? Зачем?».

Так спрашивал себя молодой человек в дорогом твидовом пальто, но не находил ответа.

На одном краю Майдана он слышал, что вся эта буча – борьба за демократию. А на другом забравшийся в кузов машины старичок профессорского вида кричал в мегафон:

– Сегодня они лицемерно называют экстремистов-штурмовиков, прорывающихся к Верховной Раде, борцами за демократию! Это же равносильно тому, что если бы мы объявили поборниками демократии экстремистов, идущих на штурм Капитолия, Вестминстерского дворца, Бундестага или Национального собрания Франции! Либо называли демократами политиков, которые создали революционные органы власти в Вашингтоне, Лондоне, Берлине или Париже!

«Ось визьмэм владу у Кыеви, и до Крыму добэрэмося! На кожному стовби будуть москали колыхатися!»

Выстрелы и взрывы иногда заглушали срывающийся голос старичка, но уставшие люди, слушавшие его, аплодировали.