Но не всегда я сидел в квартире и смотрел на улицу. Бабушка с дедушкой, по папиной линии, жили в селе. Родители меня часто возили туда, дедушка Коля водил меня по окрестностям и мы всегда разговаривали о животных и про оружие. Он был прекрасным стрелком и отличным рассказчиком. Мой дед был на войне и у него есть страшные шрамы на спине, из-за войны он тоже не мог ходить. Тогда его определили в какой-то центр и постепенно они заново учились ходить. Причем их учили не именно ходить, а заставить себя пойти. Всё заключалось в человеческой психологии. Якобы ты не можешь не идти. Ты просто не можешь захотеть пойти, какая-то штука с самовнушением. Сомневаюсь, что такое может сработать. Похоже на какой-то бред. Скорее всего постоянные тренировки и наблюдение военных медиков дали ему возможность вновь стать на ноги. А эти сказки про самовнушение рассказали мне родители, чтобы я не горевал. Это постоянная практика всех родителей, придумывать для детей какой-то несуществующий мир. Погружать их в сказку, чтобы потом, когда мы все подрастали, нам становилось ужасно сложно. Когда разбивается наш иллюзорный мир, которые они же и построили, о жесткий столб стабильной обыденности жизни. С вечными проблемами, где неходячие ноги не такой уж и минус при условии, что у тебя хотя бы есть крыша над головой, еда под рукой и тебе не нужно за это мельчайшее чинишко надрывать себе… В общем мой дедушка, Николай Иванович, был не так уж и стар. Несмотря на возраст, он выглядел всего лишь чуть старше моего отца. Одевался вполне неплохо, курил трубку и любил охоту. Но у него был один минус – это ярость. Он был самым сильным человеком в моей жизни и все проблемы преодолевал через ярость. И эту ярость все чувствовали. Я был с ним однажды в магазине, мы всегда с ним ездим в магазин. У него старенький автомобиль, который он любит почти как бабушку. Его подковырнула продавщица и другие начали смеяться. Дед очень разозлился, но вместо кровавой бойни в магазине он глянул на эту продавщицу так мощно, что она проглотнула слюну, извинилась и ушла прочь. Но я был свидетелем, как однажды дедушка накинулся на мужика, когда он оскорбил меня, назвал меня жалким. Просто потому что я не смог удержать мороженное и заляпал им пол в магазине. Николай Иванович пошёл на него с кулаками. Он ударил его крайне сильно в лицо. Он явно не ожидал такое от старика и сразу рухнул на пол. Еще пару ударов кулаком и челюсть посыпалась, как песочный замок, как его самомнение, вместе с самооценкой и планами на счастливую жизнь с рабочей челюстью. Когда жертва упала на землю и грела щекой бетон, дедушка вдавливал его ногой в землю. Сразу он бил быстро и четко, ноги попадали то по носу, то по лбу. То по затылку, когда он ежился на асфальте и руками, в агонии, цеплялся за черную жижу, которой являлась его кровь. Я думаю, он испытывал настоящий ужас, страх, беспомощность и отчаяние. А еще я думаю, что мой дедушка давно этого ждал. Я видел, как менялось его поведение, когда мы заходили в скопление других людей. Он так всматривался в других, как будто искал повода и желал что-то такое сделать. Самое интересное, что ему никто не мешал. Никто не кричал, никто не пытался его остановить. И главное, никто не пытался помочь его жертве. В конце, когда он добивал, я увидел его молодым. Клянусь, он так расцвел, буквально помолодел на пару десятков лет на несколько минут. Он светился от радости, а его белые кеды, на пару с кулаками, заливались кровью. Он хотел этого, а тут еще такой сладкий повод. Обидели любимого внука, к тому же инвалида. Это был праздник для него. Но для меня вовсе нет, очень жуткая картина. Конечно сейчас я бы бил его, и бил сильнее. Но тогда меня поразило и расстроило такое поведение. Больше я этого мужчину не видел, хотя до этого случая он часто тёрся в наших местах. А мой дед, уже на обратном пути, молчал. Но это было не тяжелое молчание после каких-то неприятных эмоций, которые бы ты хотел забыть. Нет. Это было молчание после облегчения. Когда ты выиграл и получил желаемую награду. И теперь ты исцелен, ты словно вышел из священных вод Иордана.