Лафайетт усмехнулась и продолжала:

– А он сказал, что пришел не для того, чтобы все устроить по закону. Ему, мол, все обрыдло. Жена каждый час требует, чтобы он делал то, делал се, и, когда он собирается на работу, закатывает дикие скандалы. Ну что ж, сказала я, это во всех семьях так. Но он не шутил. Сказал, что у него есть деньги, и я предложила ему человечка, которого предлагаю и вам. Парень согласился.

Лафайетт покачала головой и, помолчав, заговорила вновь:

– Не знаю, был ли у него кто на стороне, мне на это наплевать с высокой колокольни, но парень мне заплатил, и я велела ему назавтра идти на работу как обычно, и, когда он вернется, все будет сделано. Парня тряхануло разок, как обычно трясет людей, когда они принимают нелегкие решения, и мы разошлись.

Дуайт напряженно слушал. Лафайетт продолжала:

– Он пришел через неделю. Видно было, что у него внутри все кипит. Я не терплю подобных сцен. Взяла его за ворот рубашки, оттащила подальше от людей и велела взять голову в руки. А он сказал, что, когда заявился домой, то нашел свою жену сожженной; ее обгоревший скелет был положен на газоне перед передним крыльцом так, словно она пыталась выбраться из-под земли. Ну что ж, сказала я, тот человечек, которого я нашла, – он художник, настоящий мастер своего дела.

Дуайт с усилием скрывал волнение. Женщина вновь усмехнулась и заговорила:

– Но парень сказал, это было не самое ужасное. Он нашел скелеты своих дочерей, которые были кружком рассажены на крыльце. Черные обгоревшие скелеты. Они сидели и словно бы указывали на кости своей матери, говоря – а вот и мамуля, взрыхляет наш газон. Парень сказал, что у их черепов отвисли челюсти, словно дети кричали. Вопящие черепушки. Парень реально сбрендил. Говорил, что не имел в виду детей. Я возразила – он говорил о семье. Оказывается, я не поняла, и дети не могли бы помешать ему в карьере. Я предложила ему в следующий раз более четко формулировать задачу. Его опять начало трясти, и он сказал, что вокруг костей на крыльце был рассыпан нюхательный табак и все выглядело так, будто мать хотела взять понюшку, а дети не разрешали. Что за псих все это устроил, спросил парень, пока он был на работе? Разложил косточки его дочек так, словно это подружки расселись на крылечке. Я его спросила: ну и что, у тебя теперь больше времени на твою нефть? И он сказал – да.

– Ваша история меня пугает, – произнес Дуайт.

– Еще бы!

– Я за свои деньги хочу получить только то, что мне нужно.

Покрытое морщинами лицо Лафайетт расплылось в улыбке. Дуайт никогда не обращал внимания на то, насколько глубоко утонули в глазницах ее глаза.

– Кого бы вы ни нанимали, он обязан быть чуть-чуть сумасшедшим, – сказала женщина.

– Но вы говорили, что он калека.

– И что с того?

Дуайт покачал головой.

Но Лафайетт тронула его за плечо:

– Это то, что вам нужно, Эверс.

– Мне нужно, чтобы все было сделано как можно быстрее.

– Мой человек поймает его. Тот даже не успеет добраться до Хэрроуза. Это я гарантирую.

– И каковы мои гарантии?

Лафайетт умехнулась и произнесла:

– Наймите Смока, и он сделает все, что вам нужно.

– Я в этом не уверен.

– Вот как? Может, хотите нанять кого-нибудь еще, чтобы тот проследил за Смоком?

По лицу Дуайта было видно, что он не исключает такой вариант развития событий.

– Эверс, – покачала головой Лафайетт. – Нельзя к моему человеку подходить с обычными мерками.

– Но я плачу!

Улыбка сползла с физиономии Лафайетт.

– Если вы наймете кого-нибудь следить за Смоком, он может начать следить за вами.

– Тогда он не просто сумасшедший. Он гораздо хуже.

– Так и есть. К тому же он уже на месте.