А в то время у них сильно нуждались в провизии, подвоз которой в горы был сопряжён с большими трудностями, и войска их сидели полуголодными.

Развешивая свечи, Дорофеев, между тем, расхваливал русскую жизнь.

– Мяса у нас, – говорил он, – дают по фунту на обед, да полфунта к вечеру, каша с маслом, ешь не хочу, а уж про хлеб и говорить нечего… Так наешься, что поясок не сходится.

Вот тут-то вдруг и произошло чудо.

– Хотим к русским… К русским хотим! – раздалось несколько голосов.

А когда зажгли ёлку и засияла она тысячами блёсток, дробившихся и переливающихся в золотых нитях, уже властнее раздались голоса:

– К русским идём!..

Через минуту горящая, сияющая ёлка была вынесена из окопов и теплилась она радугой семицветной в тихом морозном воздухе рождественской ночи.

Поднял Дорофеев ёлку на плечи и так с огнями негаснущими зашагал к своим окопам. За ним шли, сняв шапки, Иван, Леонтий и Тихон, а сзади их целой толпой австрийцы.

Около двух рот, целых 318 человек, перешло на нашу сторону, добровольно сдавшись в плен.

Этот случай был как раз год тому назад, в Буковине за Чермошем, среди высоких Карпатских гор.

Михаил Артамонов.25 декабря 1915 год.

I. Накануне Рождества года 1915 на русско-немецком фронте наступило некоторое затишье. Лишь изредка просвистит пуля, да на отдельных участках прогремит артиллерийский выстрел, и тишина. Жить хотели все – русские и немцы.

В глубокой землянке потрескивал огонь печи. За столом и на лежанках расположились русские офицеры, спать никому не хотелось.

– Последняя ночь перед Рождеством. Что-то ждёт нас в новом году? – проговорил немолодой уже поручик «из запасных» Седов.

– Ничего радостного, уж поверьте мне, Игорь Васильевич. Та же тяжёлая военная работа… – покачав головой, проговорил капитан Самохин.

– Так-то оно так, любезный Фёдор Иванович, только всё ж таки интересно… кому, что суждено в новом году…

– А я об этом не задумываюсь, – приподняв голову от подушки, проговорил подпоручик Васнецов. – Что толку, лишний раз тревожить душу, и так вся искорёжена. Я, господа, даже сейчас вспоминаю славные новогодние вечера с миленькими дамами… ах! Какие это были вечера, скажу вам, шампанское, танцы, пустая, но забавная болтовня и глазки… Ах! Какие чудные глазки! – умиленно помотал головой, прищурив глаза, Иван Иванович.

– Жизнь! Что только не встречается в ней, – глубоко вздохнув, ответил поручик Седов.

– О чём это вы, Игорь Васильевич? О каких это коллизиях, думается мне, хотите нам рассказать, – спросил поручика Самохин. – Из своей жизни или какого знакомого вам человека?

– Не приучен, Сергей Петрович, жизнь других людей ни речами и действиями колобродить, чай простой смертный, а не Господь Бог… А вот вспомнить хорошего человека и помянуть его добрым словом то, думаю, не возбраняется.

– А вот и расскажите нам о том человеке, если то не секрет… конечно, – заинтересовался разговором товарищей подпоручик Васнецов.

– Особого-то секрета нет, Иван Иванович, – повернувшись лицом к подпоручику, ответил Седов. – Просто вспомнилось… два года назад, аккурат в этот же самый день в жизни моего хорошего товарища произошёл случай резко повернувший её на 180 градусов.

…

Жизнь супругов Плавниных сделалась невыносимой до того, что в минуты примирения и раскаяния они сами приходили в ужас от тех безобразных сцен, какие друг другу устраивали.

Они хорошо знали, что каждый из них в отдельности был чутким, хорошим, вполне интеллигентным человеком, но стоило только одному из них вспомнить что-либо из старого, давно прошедшего, как вспыхивала жёсткая ненависть и они вонзали своё лезвие в больное место, вызывая придушенный крики, слёзы, безобразные оскорбления и жгучую обиду, клевету друг на друга.