Однако как соотнести якобы имевшую место несправедливость Бескова к ветеранам с историей появления в «Спартаке» 29-летнего Ярцева? Или с последующими приглашениями 35-летнего Хидиятуллина в московское «Динамо» и 38-летнего Гаврилова в «Асмарал»? Возраст футболиста как таковой никогда не был критерием для Бескова. Более того, напротив, ему часто задавали как раз вопрос, не слишком ли часто приглашает он в команду возрастных футболистов, не стало ли для него делом принципа дать шанс игроку на излете карьеры: «Не совсем так. «Спартак» – не благотворительное общество, и если мы принимаем игрока в команду, то только потому, что надеемся на лучшую в дальнейшем его игру. Тут бывают приобретения, но случаются, увы, и потери…»562.
Да и «плавность» завершения карьеры к тому времени стала, скорее, исключением из правил. Редко кто даже из больших мастеров проводил всю свою спортивную жизнь в одной команде, удостаиваясь прощального матча или хотя бы достойных проводов из большого футбола. Как правило, уезжали доигрывать на футбольную периферию, причем уезжали сами – туда, где нагрузки, скорости, требования пониже, а опыт и мастерство позволяли продлить карьеру, да и подзаработать перед уходом из большого футбола. По поводу же расставания с Гавриловым и Шавло приведем здесь еще одно свидетельство режиссера-документалиста Евгения Богатырева, человека, вхожего в те годы в команду, однако при этом к Бескову относившегося достаточно критично: «…До тех пор, пока я не поговорил с игроками «Спартака», я считал, что Бесков несправедлив к ветеранам, думал, что он перегнул палку. Такого же мнения придерживались и многие болельщики популярной команды. Но оказалось, что все мы были в плену заблуждений. Поговорив со спартаковцами, я убедился, что они единодушно поддерживают в этом вопросе старшего тренера. Многие игроки высказывают такую точку зрения: ветераны свыклись с мыслью, что лучше синица в руках, чем журавль в небе; ценой минимальных душевных и физических затрат они хотели как можно дольше продержаться на поверхности футбола. Гаврилов, например, прощаясь с друзьями по «Спартаку», говорил им: ухожу доигрывать… Мог ли Бесков, человек, для которого не существует иной мечты, кроме мечты о победе, смириться с игроками, в чьи планы не входила борьба за звание первой команды страны? Конечно, нет! И он решил обновить коллектив…»563.
Бесков, несомненно, хорошо усвоил урок Бориса Аркадьева, которого называл своим учителем. Тот спустя годы сетовал, что чувства порой брали над ним верх: «Знаете, что постоянно отравляло мою тренерскую работу? Сострадание к стареющим игрокам. И я грешил: иногда передерживал в команде стареющего футболиста. Вне поля он оставался полным сил, цветущим, красивым, здоровым. Это очень тяжело – видеть мастера, когда ему далеко за тридцать…»564. Жалость и сострадание тут неуместны, констатировал для себя Константин Иванович: «Как тренер, я несу ответственность и перед зрителями, и перед командой. Твердо знаю: состав команды, выходящей на поле, должен быть цельным и отобранным из единомышленников. Нельзя держать в составе утратившего игровые качества человека – ни из жалости, ни из уважения к его прежним заслугам, ни из чувства личной симпатии, ни под давлением «сверху»…»565. Хотя, по собственному признанию, конечно, тоже не мог оставаться равнодушным: «С любым игроком, особенно возрастным, трудно расставаться. Тут столько переживаний, бессонных ночей. Ох, как непросто. И я старался помочь человеку принять правильное решение. Если кто-то учился – всегда беспрепятственно отпускал на экзамены. И прощался с футболистами не из-за личных амбиций, а потому что он уже не мог приносить пользу команде. Для меня выше всего – интересы дела. Конечно, перед расставанием беседовал с ним по душам, пытался что-то посоветовать…»