Владимир Барсучков резко остановился и изумлённо взглянул на Илью поверх очков:

– Нет, с таким отношением ты неправильно профессию выбрал.

Эта фраза сильно задела Илью. С поникшим видом он уткнулся в пол, шепча самому себе под нос упрёки. Владимир Барсучков этого не заметил, воткнув ключ в дверь, на которой висела табличка с его именем и фамилией, он взглянул на своего подопечного:

– Ты книгу прочёл?

– Основы основ? Она же для первокурсников! Мы это уже проходили.

– Ну, о чём тут можно говорить?

– Владимир Семёнович, я прочту! Честное слово… – Коровкин не знал, каким оправданием разметать подкатывающее чувство стыда и сожаления.

Глубоко вздохнув Владимир Барсучков повернул ключ и вошёл в кабинет, оставив Илью наедине со своими мрачными мыслями. Темноволосый утончённый юноша с плохо загримированным чувством заносчивости, изо всех сил пытался завоевать авторитет Владимира Семёновича, но всё время делал что-то не то. Скорее всего, хорошим врачом ему мешала стать лишняя самоуверенность, либо отсутствие эмпатии.

Федя решил, что на сегодня с него хватит больничных приключений. Так и не выйдя из-за угла, он пошёл домой.

Полуденное солнце раскалило асфальт, и воздух отяжелел смольными парами. Иссушенные деревья уже в конце июля стояли полу лысые. Мёртвые листья с их макушек сыпались на размягчённую дорогу. В воздух поднималась сухая пыль, перемешиваясь с запахом расплавленных резиновых покрышек.

Сморщившийся как изюм, Барсучков беззаботно брёл домой, подставляя солнцу своё довольное лицо, когда вдруг почувствовал непривычную дурноту. Перед глазами всё помутнело, дома и деревья стали расплываться. Вглядываясь вперёд через щёлочки глаз, Барсучков ничего не видел кроме белого света. Люди, идущие ему навстречу, казались чёрными, как сгоревшие спички. Они стали возникать у него на пути внезапно, словно выныривали из густого тумана. Не успевая обходить их, Федя врезался в каждого прохожего. Ноги сделались слабыми и чужими, шли куда-то не туда, каждая своей дорогой. Руки ослабели и болтались во все стороны, как две тряпки. Не понимая, где находится, Барсучков остановился прямо посреди дороги. Машины, возмущённо сигналя, объезжали оказавшегося внезапно на проезжей части безумца. Ослепший Федя видел, как мелькают вокруг него чёрные тени машин, но не мог управиться со своим телом. Почувствовав острую давящую боль в области сердца, Барсучков прижал ладонь к груди и с ужасом ощутил нехарактерные для сердца толчки. Словно кто-то острыми когтями сжимал его сердце. Федю охватила паника, ноги подкосились, и, как мешок с картошкой, он мягко опустился на асфальт.

Разноцветными вспышками к Барсучкову постепенно вернулось зрение, и он обнаружил себя сидящим на лавочке возле парка. Прохладный ветерок шевелил листву, над головой из зелени мелькали пятна синего неба. Федя втянул ноздрями воздух и протёр слипающиеся глаза. Радом с собой он заметил необычного молодого человека. Мельком взглянув на него, Барсучков сразу понял, что это тот самый незнакомец из больничного коридора. Мужчина молча сидел рядом с отстранённым видом.

– Что это со мной такое было? – промямлил Федя будто сам себе, но краем глаза разглядывал незнакомца. Это был довольно высокий и крупный молодой человек, но вместе с тем не лишенный изящества в движениях и манере себя держать. С первых секунд Федя понял, что этот человек сильно отличается от любого другого, виденного им прежде. Весь его образ словно излучал непоколебимую уверенность и неизменное спокойствие, какое бывает только у людей, которые владеют всем миром, которые видели все, и уже ничто не сможет их удивить или потревожить. Внешность незнакомца была столь необычной, что Федя был поражен в первую минуту, не мог поверить, что такие люди могут существовать в обычной жизни. Красивое и привлекательное лицо незнакомца имело на себе отпечаток холодной отстраненности и равнодушия, или даже презрения ко всему живому. Глубокий и вдумчивый взгляд, несмотря на холодность, казался притягательным, но в то же время гнетущим. Слишком смело и требовательно смотрел он в глаза собеседника, словно притеснял его к стене, не давая возможности пошевелиться.