– Нет, – спокойно и, казалось, холодно ответил Незнакомец. – Мы сталкиваемся каждый раз, я возвращаюсь к тебе, и этого тебе не изменить. Это закон природы. Шли дни и превращались в года, они проверяли наши тела и чувства на прочность. По твоей ярости, с которой ты напала на меня, видно, что то и другое у тебя прошло проверку временем.

Джейн бессильно опустила мечи. Ей всегда было трудно сопротивляться влиянию Незнакомца.

* * *

Они гордо, как повелители, стояли на вершине и смотрели на рушащиеся скалы практически у себя под ногами. Камни ломались как солома, падали вниз и открывали взору пестроту первозданного Хаоса, охватывающую весь горизонт – всё пространство перед ними. В памяти Джейн тянулась вереница людей, которых она встречала в этом мире: у каждого своя история, свои следы на душе от потерь, от каждого она получила свой урок.

– Мы больше не из них, не жители этого мира. Пора!

– Теперь мы вместе, нас теперь не разобьёт даже крушение мира.

Он отряхнул землю и травинки с плаща Джейн. Резкое движение, прыжок через расщелину и энергичный, радостный бег. Быстрый бег под флагом развевающегося белого плаща с кровавым подбоем и серого балахона. Бег двух молодых серн, полных жизни и умеющих радоваться. Не добежав до портала пяти шагов, они синхронно остановились и замерли. Взявшись за руки, они неторопливо шагнули в портал. Спокойно шагнули в последнюю дверь, нераздельно вдвоём, как когда-то… и теперь навсегда.

Константин Бенкен,

песня «Не забуду»

По вечной мерзлоте шагает строй. Шинели рваные солдаты поправляют. Давным-давно забыв о том, зачем и где – им путь вперёд, куда? Никто не знает.

Их меньше с каждым днём, все меньше в каждом друге друга, и лишь винтовка, сжатая в руках, тебе опора и подруга.

А вьюга тяжелит мой шаг, а грязь мне сапоги поганит – и в дождь, и в зной, и по грязи, да по песку шагает строй, неся извечный, столь пустой, но важный, лишний для них – тот ритуал, что жертвою зовётся.

Скажи мне, друг, что стоит человечность? Что стоит жизнь бредущего вперёд тебя такого же солдата? Прикрой лицо шарфом, сожми покрепче зубы, он не дойдёт, твой крест лишь твой, и каждый в этом строе давным-давно мертвец.

Истерзанные флаги вьются, и барабанщик бьёт в изорванный свой барабан. Отчаяние? Слепая вера. Слепая вера с кровью на руках, слезами глаз, смотрящих вдаль в надежде обрести спасенье. И кто-то для себя, другой же ради братьев, тех, что все ещё людьми зовут себя.

Но те не замечают всех стараний, как призраки, они не видят строй. Смеются средь мерзлот, им весело, они не замечают вьюги. И павший наземь оловянный испустит дух, его оружие возьмёт салага-барабанщик.

Так день за днём, теряя цель и смысл. Так забывая то, кто ты и зачем. Поправь шинель, расправь свой флаг, да нацепи винтовку – стеречь покой есть жертва, со смертью лишь окончится твой вечный караул.

Что есть история эта? О героях? Выживших? Действительно ли, солдатах?

Нет. Ведь брат от брата, каждый здесь – солдат. Ты – человек. Сражаясь за себя, за многих, дано одно лишь выбрать – за что тебе сегодня умирать?

Ты сделай выбор, да поправь фуражку. Улыбнись. Когда останешься один – тогда познаешь вьюгу.

Антон Рощин,

песня «Трубадур»

Так устроена жизнь. Она не проходит бесследно. Дни не летят мимо, каждый день проходит, оставляя шрамы, через годы – на шкуре рубцы. И если ты – нечто живое, то у тебя есть шкура из кожи, а если ещё и разумное – у тебя есть шкура на психологическом теле из воспоминаний, то, что, быть может, ты называешь опытом. Ты уже никогда не будешь похож на себя двадцатилетнего. Какие-то двери закроются навсегда.