Неумелые дела,

Глупости про боль и вечность,

Женские тела.

Там, где сладкая моло́ка,

Там, где велики звенят,

Ждёт несчастное далёко,

Только не меня…

Виниловые нимбы

Его тянуло к тёмным образа́м,

Огням притвора дымного, и всё же

Он шёл туда, где егерский бальзам

Мешают с пивом выпуклые рожи.

Туда, где кружит мутную толпу,

Где можно спорить с дураком прохожим,

И потемнеть лицом, когда во лбу

Под утро бродят выпитые дрожжи.

Кутят герои городского мифа,

Извечно куролесит мир теней.

Знай своё дело, старая олифа,

Пусть образа́ становятся темней.

Дрожат огни и мироточат гвозди,

Косая тень ступает за порог.

Она стоит и ни о чём не просит,

И ничего не говорит ей Бог.

Всё заново напишет старый инок,

А баба в муках заново родит.

И нимбы из виниловых пластинок

Споют божественно московский бит.

Новоселье

Заиграл святым огнём

Одинокий нужник.

Прошлое осталось в нём

И в реке-вонючке.

Абортирует барак

Новый экскаватор:

Стекловата, щепки, шлак…

Охнул инкубатор.

Встал на насыпь из песка

И бетонной крошки

Дом – зелёная тоска,

Жёлтые окошки.

Зашкворчит в сковороде

Тараканье сало,

Потечет по бороде,

По кишке усталой.

То не шабаш разлихой,

Не триумф похмелья,

Не забава с мистикой,

Это новоселье.

Лиственный

В нашем посёлке живёт деловой малыш:

Он охраняет двор и гоняет кур.

Чтобы увидеть мир, он полез на крышу:

Думая, что за лесом река Амур.

Выхлебал щи зелёные вездеход,

Нету в округе рек, синевы морей!

Спит в рубероидных будках честной народ.

Время течёт стремительнее Буреи.

Дымка над марью стелется, рвётся, тает,

А в гараже соседа ожил Урал,

Лес распустил хоругви и наступает,

Медленным пароходом идёт Ургал.

Недалеко от дома воняет септик,

Над головой лохматой кружит канюк,

По теплотрассам бегают чьи-то дети,

Вместо Луны на небе планета Плюк.

Природоведение уйдёт за парту,

А о высотах будет судить физрук.

Всё, что узнал, малыш нанесёт на карту

И отнесёт секрет в потайной сундук.

В лабиринте молла

(романс)

В лабиринте молла,

Где смешались лбы,

Сальные носы и затылки,

Ты очнулась голой

Посреди толпы

В этой музыкальной копилке.

Растекались тушки

Маленьких людей

В зеркалах витрин, к шеншелям и платьям.

Скалились игрушки

На слепых детей

Полным эротизма проклятьем.

Не заметят люди

Твоего стыда

И пройдут насквозь, не заметят

Маленькие груди,

И ребристый стан,

И твои глаза цвета меди.

Ты жива для мёртвых,

Призрак для живых,

Не видать тебе берегов загробных…

Будешь ты от чёрствых,

Алчных и скупых

Охранять невинных и робких.

В лабиринте молла,

Где смешались лбы,

Сальные носы и затылки,

Ты гуляешь голой

Посреди толпы

В этой музыкальной копилке.

ВДНХ

В-Д-Н-Ха…

Остывшая советская мечта,

Затерянная в снах соцреализма;

Загробный заповедник коммунизма,

Вальхалла для рабочих и крестьян.

В-Д-Н-Хаа…

Исчезнувшей империи Пальмира,

Где молятся забытым божествам

Колхозница, рабочий и тиран.

Ковчег Советов, равенства и мира,

В-Д-Н-Хааа…

Как бесконечный выдох Ильича,

Как вечная агония Хирама,

Почившего в стенах родного храма

В багряной плащанице кумача.

Пионэрский романс

Я была непорочна, чиста и невинна,

Но беда неожиданно грянет, как шторм.

И однажды креплёные крымские вина

Разожгли мою плоть пионерским костром.

Я очнулась на Вашем измученном теле.

Вы за что погубили примерную дочь?

В эту ночь, голубчик, Вы мной овладели,

И с улыбкой чеширской уходите прочь.

В лагерях пионерских случается горе,

Так же редко, как радости в концлагерях.

Это горе я выплесну в Чёрное море

А обиды спеку в раскалённых углях.

И теперь я любого в объятиях согрею,

Будь он прынц или грубый австралопитек.

Я уже ни о чём, ни о чём не жалею!

Пусть и дальше меня разлагает АРТЕК!

В пурпурном облаке

Шар ледяной –

Одиноким прожектором

Свет голубой

Распыляет по векторам.