Я и вправду несусь на платформу, спеша лишь увериться в том,

Что враждебная пустошь из лиц, голосов и бетона – мой дом,

И твои незакрытые двери – пожалуй, последний незагнанный гвоздь

В эту крышку дежурного пожелания доброго дня.

Машинист, погоди уезжать, только чуть не дождавшись меня,

Дай мне шанс, дай и мне его, и моим бестолковым ногам.

Я уже пропустил очень много похожих на твой поездов,

Уповая на то, что пешком-де удобнее за путеводной звездой,

Той, что лопнула и дотлевает, упавшая с потолка.

Мне неважно, куда я доеду, неважно, где твой маршрут

Спотыкнётся, уткнувшись в запутанную мишуру

Метроветок, забитых в расщелины города тонкими клиньями.

Я хочу убедиться, что вырос из загнанных диких зверей.

Машинист, погоди жать на кнопку закрытия автодверей,

Я почти что на месте, я вот он, я здесь – заступаю за линию.

Извинительное

Прости меня. Простить меня

Довольно просто, если ты

Не ищешь довода в камнях,

Не ищешь в доводах воды,

Не ищешь повода искать

Вообще, поскольку это «не»

Мешает ползать по вискам

Живучей, юркой седине.

Прости за вечный «красный свет»

В оттенок воспалённых глаз,

За траекторию в кювет,

За то, что ничего не спас –

Ни наших безнадёжных лиц,

Ни даже женщин и детей,

За нежелание смириться

С тем, что мы уже не те.

Прости меня за что-нибудь:

За штиль невыстиранных штор,

За что угодно – люди любят

Извиняться за ничто,

За ворох несчастливых чисел

И за мой скулящий стиль –

Я ничему не научился,

Только говорить «прости».

Никто не виноват, не прав,

Но кто-то снова без труда

Нашарит истину в камнях,

Не замечая, что вода

Уже нахально лезет в нос

И набивается в друзья.

И, чтобы это не сбылось,

Я попрошу: «Прости меня».

Ты надломил каблук и не заметил,

Ты разодрал убогий шарф по шву.

В прорехи куртки лезет встречный ветер,

А солнце жадно лезет на Москву.

Ты потерял надёжный левый адрес –

Там сел консьерж, и больше не пройти.

В кармане куртки возраст – ровно двадцать,

И скоро станет ровно плюс один.

Ты разглядел немногое, отсюда

Не разберёшься – правда или нет.

Под старой курткой – битая посуда

И капли синтепона на спине.

Ты не искал – тебя всегда находят

По чутким безнаказанным «жучкам».

В подкладке куртки – стены подворотен,

На вороте – подкова для крючка.

Тебе не дали никаких инструкций,

Лишь указатель с километражом.

Прорехи куртки криво улыбнутся

И просипят: «Всё будет хорошо».

Прорехам этим ни конца, ни края,

Глотают ветер, наедаясь впрок.

И если их однажды зашивают,

То вместе с ними зашивают рот.

Пустота, пустота моя, худенькая и костлявая…

Надоело тебе пустовать под шальными усмешками,

Надоело тебе только прямо (всегда только прямо ли?),

Надоело цепляться за дамки, пора нам и в пешки бы.

Пустота, пустота моя, нервная и задиристая,

С нас хватило карабкаться первыми на баррикады –

Мы довольно ломались и даже почти обломились.

Поворачивай к чёрту. Пора возвращаться обратно.

Поворачивай, милая, здесь оставаться нам нечего.

Мы ещё погуляем, родная, и трижды наполнимся,

Понакупим рубашек развязных, оторванно-клетчатых,

На угарные, странные сны обменяем бессонницу

И завяжем с войной, которая нам не объявлена,

А то ведь мы себя и не вспомним-то в мире и мирными…

Пустота, пустота моя… Худенькая и костлявая.

Назовут дезертирами – значит, пускай дезертиры мы,

Обвиняют в предательстве – хрен с ним, пускай и предатели,

Мы же кем только не были, даже потухшими свечками.

Так что, нам ли с тобой привыкать, и вообще – привыкать ли?..

Так что, нам ли с тобой, пустота моя, привередничать?..

Это мы поднимаемся в шесть и ложимся в два,

Забывая себя в разноцветных подземных ветвях.

Это мы запускаем китайский фейерверк во дворах