– Не мачты… Крылья. Сверкающие, – Ниак нарисовал на песке два длинных прямоугольника, присоединенных к цилиндрическому корпусу.

– Тогда не корабль, а птица, – заметил Лева.

– Птица живая, а это корабль, летающий высоко-высоко в небе, где всегда темно.

– И много там людей?

– Очень. Несметно.

– Как же они там все поместились?

– Не знаю… Они как бы и люди, и не люди… У них нет тела.

– Ангелы что ли?

– Нет. Это точно люди, – настаивал Ниак.

– Ну, ты и фантазер! – Лева стал толкаться.

– Отстань. Вот увидишь.

– Как же я увижу? Я не могу залезть в твой сон, – рассмеялся Лева.

– Не знаю. А ты попробуй, – Ниак замотал головой, как бы пытаясь раскидать свои видения. – Лови, лови!

Мальчики стали бегать по песку друг за другом.

Мада-Нэм и его жена Тилилаве наблюдали из окна за игрой детей.

– Как такое возможно? Эти сны… Мы же им никогда не рассказывали, – тревожность в голосе Тилилаве передавалась мужу.

Он нервно стучал пальцем по стене.

– Я бы тоже хотел это выяснить. Ниак точно не убегал? Не пропадал? Он не мог как-то попасть в запретную зону?

– Там все джунглями поросло. Туда не то что ребенок, слон не проберется.

– Слон может и нет. Но дети. Ты же знаешь, им щелки хватит, – горько усмехнулся Мада-Нэм. – Присматривай за ними.

Он обнял жену.

Тилилаве дрожала.

– Мне иногда кажется, что этот Милас не погиб. Он как-то сумел спастись.

– Не говори глупости. Мы же видели, как его раздавило.

– Видели. Но вдруг есть способы. Не знаю. Другое тело, – у жены от переживаний покраснели глаза.

– Тили, – Мада-Нэм посмотрел на нее в упор. – Не накручивай. Ты же понимаешь, мы можем рассчитывать только друг на друга. Держи себя в руках. Уже столько лет мы здесь. Все преодолели. И это осилим.

– Конечно, – Тилилаве вытерла глаза.

– Просто, будем начеку.

Они еще теснее прижались, словно объятья защищали их.

Вечером, когда Тилилаве укладывала спать мальчиков, она заметила, как Лева что-то прячет в кулачке.

– Ну-ка, разбойник, – она попросила открыть ладошку.

– Тихо, а то Ниак увидит.

Лева спрятался за спину мамы. Хотя Ниак копошился у себя в кроватке под одеялом и не обращал внимания.

В кулачке был простой морской камушек, гладкая галька. Впрочем, на одной из плоских поверхностей как будто было выцарапано какое-то растение. Но вода уже изрядно постаралась, и рисунок почти стерся.

– Мне его мальчик подарил.

Тилилаве удивилась:

– Какой еще мальчик?

– Там, на море. Он сказал, что это волшебный камушек.

– Ох, фантазер. Вы у меня оба выдумщики, – Тилилаве, улыбнувшись, потрепала Леве волосы.

– Точно, волшебный. Он сказал, чтоб ты спела камешку песенку.

– Чудо мое, давай лучше я спою тебе.

– Подожди, я сейчас включу, – и Лева нажал на рисунок на гальке, словно это была кнопка. – Чииик, – сымитировал он звук. – Теперь можно.

Тилилаве поправила подушку, чтоб сыну было удобно слушать и тихо запела.

Песня: Синеглазый малыш

Спит синеглазый малыш крепким сном.

Годы идут чередом за окном.

Светлое утро скорей приходи

И моего малыша разбуди.

Рядом с собой я его положу,

В синие глазки его погляжу.

Стояла тишина. Только за окном молчаливо сияли звезды. Даже Ниак затих, слушая пение мамы.

– Чик. Записано. Теперь он твой, – прошептал Лева.

– Хорошо. Спи, фантазер.

Когда дом затих, Ниак что-то достал из-под подушки. Это был прозрачный планшет с мерцающей кнопкой на экране. Накрывшись одеялом, он аккуратно, с опаской прикоснулся к ней пальчиком. На экране появилась стрелка. Ниак крутил планшет, но стрелка всегда показывала одно и то же направление.

Мальчик выглянул из-под одеяла, прислушался к спящему дому, и, накинув на ноги обувь, прямо в пижаме тихо стал красться, следуя за стрелкой.