– Ну а я согласен с Дылдой Джоном только в одном, – вмешался Старый. – Треплетесь вы много, вот что.

С этими словами он встал, отошел к своей койке и стал укладываться.

Вскоре его примеру последовали остальные. Хотя нам и было о чем поразмыслить, это никому не помешало заснуть, и через пару минут парни уже хором храпели. Я присоединился к ним, и мне снилось все то, что мы, ковбои, так редко видим наяву: женщины, вкусная еда, женщины, хорошая выпивка, женщины и снова женщины. И только я собрался запечатлеть поцелуй на губах одной из прекрасных дам из царства снов, как кто-то зажал мне рот в реальном мире.

Темная фигура склонилась надо мной и прошептала на ухо:

– Бери сапоги и выходи за мной. И не шуми.

Рука исчезла, и послышались шаги, направляющиеся к двери. Я осторожно слез с койки, схватил сапоги и постарался выскользнуть из барака так, чтобы не грохнуться лбом о стену.

Когда я догнал Густава, он уже ждал моих вопросов: в тусклом свете луны я увидел, что брат прижимает палец к губам, веля мне молчать. Он начал натягивать сапоги, и я последовал его примеру, так как вышли мы явно не затем, чтобы насладиться свежим ночным воздухом. И, уверяю вас, воздух этот был ледяным, а у меня поверх кожи, уже превратившейся в гусиную, не было ничего, кроме фланельки исподнего.

Обувшись, Старый зашагал к замку. Я смотрел ему вслед и взвешивал, что лучше: получить пулю или проспать всю ночь под теплыми одеялами. В такие минуты сомнений ко мне приходит воспоминание, которое всегда склоняет чашу весов в одну и ту же сторону.

В страшную ночь, когда Коттонвуд-ривер вздулась, вышла из берегов и поглотила нашу семью, моя сестра Грета и я забрались на верхние ветки дуба. Мы сидели там несколько часов, отчаянно цепляясь друг за друга, а прямо у нас под ногами бурлящая вода несла обломки и мертвые тела. В ночной тьме мы оба в какой-то момент заснули, а когда я очнулся утром, Греты нигде не было. Я был настолько измотан, что отпустил сестру, и даже ее предсмертные крики не смогли меня разбудить. Тела так и не нашли.

В итоге у меня остался только один Амлингмайер, за которого можно было держаться, и отпускать его я не собирался.

Я вздохнул и пошел за братом.

Подойдя к задней стене замка, я решил, что мы уже достаточно далеко от бараков, и задал вопрос, который мучил меня все это время:

– Что за ерунду ты затеял?

Брат снова жестом велел мне молчать, а сам достал из кармана короткий кусок проволоки и принялся ковыряться в дверном замке.

Как правило, Густав не интересуется детективами из американских журналов: мол, одна грубая сила, а метода нет. Но фокус с отмычкой он взял со страниц десятицентовой книжонки про Ника Картера. Этот Ник вечно залезает в темные особняки или выбирается из стальных сейфов, заполняющихся водой, просто немного поковыряв в замке зубочисткой. Честно говоря, я никогда в такое не верил, и Старый, очевидно, тоже сомневался.

– Да будь я проклят, – пробормотал он, когда замок щелкнул, ручка повернулась и дверь перед нами распахнулась.

В доме царила полная темень, но моего братца это не остановило. Он точно знал, куда идти, а я следовал за ним, полагаясь больше на слух, чем на зрение. Вскоре Старый достал спичку и зажег лампу, и когда комната осветилась, я увидел, что мы в кабинете Перкинса.

– Занавески, быстро, – скомандовал Густав, прикручивая фитиль лампы.

– Ну да, конечно, гоняй меня, как мула в упряжке, – проворчал я, задергивая занавески. Обернувшись, я обнаружил, что брат открывает верхний ящик письменного стола Перкинса. – Не хочешь сказать, что за хрень ты тут ищешь?