Выносить приговор по обвинению в некромантии было верхом лицемерия, хотя Федотов, вне всяких сомнений, заслуживал казни. Надежда была только на то, что Бобров выбьет у Голицыной-Мартыновой предумышленное убийство, и пожизненных каникул в тюрьме будет достаточно для того, чтобы бедная девушка успокоилась. Но, судя по тем материалам, что ей предоставили перед судом, прокурор грозился проиграть дело совсем всухую, а душа несчастной – так никогда и не найти упокоения. Судья Бржезинская не любила заключать сделки с совестью. Сейчас иного выхода у нее не было: даже если она не могла вменить в вину некромантию в силу невозможности предоставить доказательства, то, по крайней мере, она могла заставить подсудимого глубоко пожалеть о том, что он вообще решился пойти на это.

– Протестую, к материалам дела не относится.

Бобров выглядел жалко, но судье пришлось поддержать адвоката.

– Протест принят. – Голицына-Мартынова сияла, будто именинница. Любую попытку прокурора свести дело к предумышленному убийству она разбивала в пух и прах, Ольге даже придраться было не к чему. – Марк Борисович, если у вас кончились существенные доказательства, я передам слово стороне защиты.

– Прошу прощения, ваша честь. – Боброва трясло, но вряд ли от гнева, скорее от отчаяния. Сил на то, чтобы испытывать к нему жалость, у Ольги не было. – Сторона обвинения предоставление доказательств закончила.

– Для предоставления доказательств со стороны защиты приглашается адвокат подсудимого.

Вера, конечно, была очень похожа на своего отца, и Ольга на каждом совместном суде сокрушалась, что старшая из дочерей Алексея выбрала другую сторону. Таких прокуроров им не хватало. Голицына-Мартынова поднялась со своего места и подошла к столу Боброва. Ольга невольно отвернулась: смотреть на то, как разорвут на кусочки прокурора, ей совсем не хотелось.

– Сторона защиты в качестве доказательства представляет запись свидетельских показаний. – Папка, которую Вера держала в руках, отправилась в свободный полет на стол судьи, освобождаясь от стесняющих ее застежек. – Гражданка Смолякова А.И., 1940 года рождения, соседка подсудимого Федотова. – Судья надела очки и пробежала глазами по протоколу беседы следователя со свидетелем.

– Принимается. – Вера кивнула, и зал заполнился хриплым голосом старухи:

– На эту шалаву? На эту шалаву заявление о пропаже писать?

– Да.

– Да все рады были, когда ее три дня не видно, не слышно было, прости Господи. Ментов вызвали и то потому, что кому-то примерещилось, что он там деньги закапывает, ну.

– В деревне ее не любили?

– Эт токмо городские блядей любят.

– А сами с погибшей как давно говорили?

– Говорила. Недели за три до всего этого.

– И о чем говорили?

– А о чем с ней говорить-то можно, дружок? Пригрел на груди своей Герка шалаву, я ей и сказала: «Недолго музыка играть-то будет, милая, надоест – выгонит, ток если не залетишь».

– А она что?

– Да ничего, что. Оскалилась, мол, «он не такой, не такой». Да какой не такой, как будто от тебя есть другой толк, на то только и годилась всем кобелям, чтоб тебя трахать.

– А про Федотова что сказать можете?

– Да жалко его. Хороший мужик, рукастый, помогал мне часто. А тут…

– Ну, ежели рукастый, так и что, убить не мог?

– Да отчего ж не мог, Герка с характером.

– Это что значит?

– Да я малым его помню, к бабке его свозили, чтоб в городе не мешался, дрался со всеми, хоть ты ему слово поперек скажи. Вот и эта, видать, довела, не рассчитал. Слушай, его ж посадят, наверное?

– Да уж, наверное.

– Вот зря он с ней связался, я ему говорила…