Деревья стали редеть, земля вязко проседала под шагами – неподалеку слышался тихий ход воды. Мертвая застыла посреди прогалины, неотрывно глядя себе под ноги.

– Тут, – хрипло произнесла она, указав распухшим от гниения пальцем на землю.

Ольге пришлось приглядеться. Чернозем был весь в неглубоких, но четких рытвинах. Их не засыпал снег, не размыла грязь, в них не набежала вода. Каракули по почве будто расчертили спиртовыми чернилами. Судья присела на корточки и, сняв перчатку, растерла между пальцами землю. Для такого плодородного района она была слишком сухой, рассыпалась в мелкую крошку и пахла так странно, но так знакомо, что натянулись все жилы. Ольга поднесла ладонь ближе к лицу: тяжелый железистый запах залепил ей пощечину, она резко выпрямилась и вытерла руку о брюки.

Несколько верхних рытвин сложились в кривой ромб. Ольга разглядывала его, как в галерее, каждый мазок, каждая светотень была важна для понимания замысла художника. Она поняла, что ходит по начерченному кругу. Это значило лишь одно – Бобров был недалеким полудурком.

Здесь провели ритуал.

Ольга подумала об этом слишком громко. Мертвая скрипуче повернула шею в ее сторону, но ничего не сказала. Она молча легла навзничь, макушкой и большими пальцами ног касаясь линии – диаметр круга был точно выверен под нее. Все рытвины неожиданно тоже приобрели свое значение. Гортань, плечи, солнечное сплетение – вершины четырехугольника, матка и бедренные кости соединялись в куриную лапку какой-то руны. Пульс замедлился сам собой. Ольга дышала ртом и вдыхала в себя речной туман, он оседал на верхнем небе. Вода делилась с ней памятью, вкус у нее был однозначный. Вкус смертной казни за практику некромантии.

– Ты видишь? – Мертвая приподнялась. – Могила не принимает меня. Почему я не могу вернуться назад? – Полупрозрачными ладонями она долбила по земле. – Я хочу за ворота. Отведи меня туда!

– Я помогу тебе. – Слова застряли в пересохшем горле, но были услышаны.

Мертвая замерла – глаза у нее некогда были тускло-синими, а вот тупой взгляд всегда смотрел в никуда – и кивнула. Обдав холодом сквозь мех, она проковыляла мимо, к реке, и слилась с наваристым туманом.

Хотелось осесть наземь, но еще больше хотелось выпить что-нибудь горячее, разогнать застывшую от страха кровь. Привыкнуть к мертвым не получилось даже за несколько лет. Почему они приходили именно к ней, Ольга не знала. Она училась на Воронах, как и все там, черпала силу из неживого. В один момент неживое само стало тянуться к ней. Списать это на стихийную магию не удавалось. Неволшебники такое называли талантом, а маги поддакивали лишь с той оговоркой, что этот талант сидит внутри с самого рождения и проявляется с первой попыткой колдовства. Ольга в детстве играла с водой, а мертвых не видела, не то бы спросила у матери, как обратить на себя внимание отца. Она стала судьей – тогда они и пришли.

За свой то ли талант, то ли фантасмагорию умирать не хотелось, вот Ольга и молчала. Некромантия нарушала все мыслимые законы мироздания, вмешиваться в ход вещей не имела права даже директриса де Руа, хотя многие считали, что она за этим ходом и следит, его и останавливает по собственному желанию. Баек вокруг ходило много, но правду не знал никто. Искать дорогу в тот мир позволялось исключительно заядлым теоретикам в научных институтах, ученым с особым разрешением, типом магии и только под надзором министерства образования, службы магической разведки и президента лично. Все остальные тоже могли постичь тайны смерти, вот только поведать о них не успевали – их лишали магии и казнили.