– Нет. Хотела спросить.

– Скоро своими вопросами доберешь до ученой степени. – Алексей усмехнулся, оборачиваясь.

Елена проглотила невинную шутку мужа и заставила себя улыбнуться. О том, как ее это задевает, Алексей не догадывался. Она присела рядом на подлокотник.

– Так что ты хотела узнать? – Он заботливо перевернул пояс на ее платье.

– Все эти преступники, Лагожин, Коровьев… Что они сделали?

– Не переживай, тебя это никак не коснется, – уверил ее Алексей, хотя заметно помрачнел. – Их казнили или… казнят.

– Я знаю, но у них же была какая-то цель? – Елена пыталась подступиться к этой теме осторожно, хотя видела, что муж отвечать не хочет. – Свергнуть власть, захватить мир, устроить геноцид?

– Лена, не делай из них нацистов, – отрезал Алексей строго. Лучше б таким тоном он разговаривал со своей младшей дочерью. – У всех свои амбиции. За не слишком здравые отправляются в тюрьму.

– А кому тогда выносят смертный приговор?

– Предателям родины. – Он встал и снял со стула пиджак. – Это все, что я могу тебе сказать. Не нервничай попусту.

– А, ну хорошо. Если мою семью возьмут в трудовое рабство, я не буду переживать.

В попытке пошутить Елена поняла, что погорячилась. Алексей ошарашенно поставил на нее глаза.

– Лен, что ты несешь? Ты откуда это взяла? – Елена невольно потупилась. – Никто не желает немагам зла.

В институте ее научили не доверять информации, которая не может быть доказана или опровергнута. А мать научила не верить сильным мира сего. Доверять одинаково не хотелось и родным немагам, и чужим волшебникам. От последних она вообще не знала, чего ожидать.

– Ну а этот разведчик, про которого все говорят. Он ведь все еще на свободе?

– Лагожин сам себе на уме. Бог знает, что у них там случилось с Меншиковым, но могу тебя уверить, что геноцид он устраивать не будет.

Если родиной считать кафедру анатомии, то и сама Елена, честно говоря, оказалась ничуть не лучше дезертира-Лагожина: испугалась, когда мать наобещала страшных бед в совместном с «дурной наукой» будущем, по материнскому же наущению выбрала достаток, мужа, ребенка, а кандидатскую забросила. И стала самой настоящей предательницей. Сбежала в Союз, в котором все жили почти одинаково хорошо. И это пугало.

После неспокойного завтрака и чуть менее взрывоопасного обеда, который пришлось устроить лишь потому, что встали они ни свет ни заря, Алексею совершенно не хотелось спорить еще и с женой. Черты его лица смягчились, он взял ее за руки.

– Да чего ты так распереживалась? Сегодня Новый год.

– Я думала, ты захочешь встретить его дома. Юля приехала, все в сборе.

– Константину Григорьевичу сложно было отказать. – Между словами она услышала сожаление. – Вернемся к детям до полуночи, хорошо?

– Хорошо.

– Ну что, готова?

Елена кинула последний взгляд в зеркало. Она чувствовала себя нелепо: платье казалось чересчур броским, украшения и прическа – слишком вычурными. Белый халат и шапочка были привычнее. Она вздохнула, поджав губы. Алексей обнял ее и поцеловал в висок.

– Ты прекрасно выглядишь. – Она смущенно улыбнулась. Елена знала, что хорошо выглядит, но сейчас предпочла бы стать невидимкой. – Идем.

Необходимость в зимней обуви и верхней одежде удачно отпадает, когда достаточно сосредоточиться на координатах точки и совершить гиперпрыжок в пространстве. Ровно из собственной прихожей в чужую. Елена портации не любила, но когда речь шла о таких больших расстояниях, то предпочитала секундное неудобство двум с половиной часам в самолете. Алексей ослабил объятия, и Елена позволила себе открыть глаза. У нее всегда закладывало уши, и еще полчаса после портации болел затылок, но сейчас она думать забыла и о том, и о другом: они очутились посреди широкого двора с круглым цветником, покрытым сахарной глазурью искрящегося снега, в центре которого бил светом и фейерверками изящный фонтан. Елена не чувствовала холода, хотя снежинки падали на землю медленно и ровно, и шапки сугробов покоились на усопших до весны кустах сирени. Она подавила восторженный возглас. Разумеется, это была магия. Здесь все было магией. Кроме четырехколонного фасада дворца, к которому они неспеша направлялись.