Таким образом, нехватки газа избежали, но для этого, во-первых, потребовались огромные дополнительные затраты, а во-вторых, повышение цен заставило сокращать потребление.
Среднесрочные же перспективы обеспечения Европы природным газом остаются неопределенными. В своем докладе McKinsey предупреждает о том, что «в зависимости от динамики импорта, может потребоваться дальнейшее снижение спроса со стороны домохозяйств и предприятий». При этом переход на экологически чистые возобновляемые источники энергии становится сложнее из-за растущих затрат, вызванных все той же «большой инфляцией» и высокими процентными ставками.
Порожденный геополитическим шоком мировой «снабженческий шок» – это не новое явление. Подобные ситуации возникали и раньше. Примеры из новейшей истории – нефтяные шоки 1973-го и 1978-79 годов, когда страны – ведущие экспортеры нефти – оказывались прямо или косвенно вовлеченными в крупные международные конфликты. Это вызывало перебои или угрозу перебоев с поставками нефти, вызывая скачки мировых цен.
«Снабженческий шок» 2022 года отличается тем, что, во-первых, в породивший его международный конфликт непосредственно вовлечены крупнейшие мировые державы, и, во-вторых, он распространился на широкий круг ключевых товаров: энергоносители, продовольствие, удобрения, металлы, а также (для России как импортера) машинотехническую продукцию.
К концу 2022 – началу 2023 года мировой «снабженческий шок» был преодолен, но уязвимость глобальных цепей снабжения осталась.
McKinsey исследовал предложение 32 сырьевых и продовольственных товаров в мае 2023 года – год и три месяца спустя после начала украинского кризиса. По шести товарам – калий, природный газ, сталь, железная руда, ферросилиций, ванадий – восполнить снижение производства в России (как и на Украине) мировой экономике не удалось.
По пяти товарам – в частности, серебро, асбест и титан – снижение было перекрыто ростом производства в других странах. По 13 производство в России и на Украине выросло, но меньше, чем в мире в целом. К этой группе относятся[14] нефть, уголь, алюминий, кобальт, никель, подсолнечное масло, ячмень, овес.
А по восьми позициям – в частности, пшеница, чугун и палладий – производство в России выросло, а в остальном мире упало.
По целому ряду ключевых товаров происшедшее из-за геополитического шока сокращение предложения по-прежнему дает о себе знать.
Зажим предложения усиливается из-за того, что многие ключевые виды продукции зачастую крайне сложно доставлять тем, кто в ней нуждается. Наиболее яркий пример – срыв зерновой сделки[15].
Мир начал сползать к экономике дефицитов. Искусственный подогрев спроса на товары в развитых странах увеличивал отставание предложения, которое, в свою очередь, ускоряло инфляцию и в то же время порождало товарные дефициты. Они начали все чаще возникать и в Америке, и в других странах-лидерах рыночной экономики.
Вы скажете, что чувствительным остается и инфляционное давление. Так и есть. В 2023 году рост цен на продукты питания в большинстве стран мира находился на уровне порядка 5 % из-за повышения цен на удобрения, стоимости транспортировки и страхования рисков.
Но фундаментальная проблема скачков предложения заключается в том, что после 2022 года конфигурация мировых цепочек снабжения определяется уже не прежними параметрами экономической эффективности, а геополитическими факторами и соображениями безопасности – параметрами квазивоенной мировой экономики.
Происходящая перестройка этих цепочек приводит к тому, что, во-первых, на месте эффективных цепочек появляются неэффективные, но отвечающие геополитическим реалиям. Например, российская нефть продается в Индию или Китай, а оттуда в переработанном или сыром виде поступает в Европу. Или китайская компания покупает российский СПГ, а его излишки продает в ту же Европу. Или западная машинотехническая продукция поступает в Россию через Гонконг, Китай, Турцию или Мальдивы. Или шотландцы, отказавшись от российского угля, переключаются на низкокачественный и дорогой австралийский. Перечень таких примеров огромен.