Это дало мне время изучить досье преподавателей. Тех, кто вызывал особые подозрения, я поставил на карандаш и отправил в орден для повторной проверки. Нужно будет запросить дополнительную информацию. Особенно меня интересовало окружение Уолкер. Какова вероятность, что рядом с ней окажется еще один ветал? Этот вопрос не давал мне покоя. Не знаю, что именно вызвало такое беспокойство. Возможно, слова Леи о веталах в тот день. Алек, когда я поделился с ним мыслями на этот счет, лишь скептически усмехнулся.

– Не зацикливайся на Уолкер, Нейт, – сказал он тогда и напомнил о правилах общения с обычными людьми. Я посмотрел на друга, как на сумасшедшего. Судя по всему, он это заметил и быстро сменил тему, понимая, что сказал лишнее.

У охотников есть кодекс. Среди множества правил выделяется одно, гласящее: «Никаких контактов с людьми, выходящих за рамки официальных отношений». Я знал об этом как никто другой. Один из предков моей матери был человеком. Раньше отношения с людьми не были чем-то обыденным для охотников, но и не запрещались. Однако после смерти бывшего главы ордена Габриеля Мартина многое изменилось.

Отец был его близким другом, но, сколько я себя помню, он не любит говорить о том, как погиб Габриель. В ордене все знают, что он оставил свой пост, когда женился на женщине из мира людей. Совет старейшин был против этого, предупреждая, что это может привлечь ненужное внимание веталов. Они оказались правы. Когда у Мартина появился ребенок, за их семьей началась охота. Дети от смешанных браков обладают особой кровью и уникальными способностями и представляют опасность для веталов.

У меня, как у потомка человека, есть дар гипноза, который позволяет мне стирать память у других и подчинять их своей воле. У некоторых, чьи предки тоже были обычными людьми, наблюдаются повышенные рефлексы и ускоренная регенерация. При этом у таких охотников при использовании силы меняется цвет глаз. Какими способностями обладал ребенок Мартина, мы никогда не узнаем. По имеющейся информации, бывший глава клана был убит веталами вместе с семьей, а их дом сгорел дотла.

Я говорил себя, что не зациклился на ней, пока направляясь в кабинет кружка фотографии. Профессору Никсону понадобились примеры фотографий с конкурса, который проводился колледжем в прошлом году. Тогда конкурс курировал Маршалл.

В кабинете никого не оказалось, хотя свет горел. Услышав знакомый голос из подсобки, заглянул туда. Лея разговаривала по телефону, как я понял по тону, с матерью.

– Сколько можно! Я слышу эту историю с детства. Их не существует, это просто сказки. Что? Ты говоришь о доверии, но что насчет тебя? Как погиб папа? Рассказы про автокатастрофу больше не сработают. Я хочу знать правду! – возмущалась Лея, роясь в коробках и совершенно не замечая меня.

Скрывать свое присутствие дальше будет уже неприлично, я тихо постучал по дверному косяку. Уолкер обернулась и одарила меня раздраженным взглядом.

– Вешаю трубку, – заявила она, даже не попрощавшись с матерью. Затем встала и обратилась ко мне: – Если вы ищете профессора Маршалла, то стоит подождать, он сейчас на парах.

– Никсон попросил материалы по прошлогоднему конкурсу фотографии.

– По нашему конкурсу? – уточнила Лея, имея в виду конкурс колледжа. Я кивнул и заметил, как она задумалась, потом оглядела стеллажи подсобки и потянулась к коробке, которая находилась довольно высоко. На мое предложение помочь она ответила отказом и, подставив стул, сама собиралась достать нужную коробку. Стул под ней шатался так же сильно, как и мои нервы. В какой-то момент, когда коробка уже была в руках Леи, ножка стула не выдержала. Я едва успел подхватить ее.