- Простите?

- Без вас, госпожа, совершенно невозможно садиться за стол. А завтрак! Так и скворчит на блюдах. Урлих забеспокоился, не случилось ли чего, раз вы нас покинули так надолго.

- Уже иду. Хотела разыскать карту, да вот задержалась, - сама не поняла, почему стала оправдываться и, главное, перед кем? Перед простым воином чужой свиты!

- Карты всегда любопытно смотреть, особенно в походе. Сколько миль позади, сколько ещё предстоит одолеть.

- Вы хорошо разбираетесь в них?

- Приходилось. Наши храмовники забирают детей на учебу по исполнении полных двенадцати лет. Учатся все, и мальчишки, и девчонки. Письмо, география, счёт. Все сословия садятся за парты уж с полсотни лет так точно, с тех пор как аббату пришло озарение.

- Хорошее дело.

- Быть может. Идёмте?

Возникает ощущение, что я этого человека давно и хорошо знаю. Улыбка, открытая, спокойная манера, нет напряжения, общается со мной почти как с равной, не лебезит, а даже чуточку опекает. Странный он, излишне открытый. И лукавства в глазах точно нет.

Стол накрыт тонкой скатертью. Посередине стоит высокая синяя ваза, в нее заключён букет летнего медового солнца в пелене взбитых сливок. Кто-то принес ромашки, мальчишка, должно быть, ради матери постарался.

- Вижу, вы любите цветы? Я позволил себе собрать этот букет как дань вашей красоте, Наследник,- из-за стола поднялся Урлих.

- Благодарю, - не говорить же ему, что он первый мужчина, догадавшийся преподнести мне цветы? Наследнику таких подарков не дарят. А Натаниэль? Он просто ещё не успел. Так бывает.

В столовую влетела заполошная птаха. Сойка, вроде бы. Или кто? К лапе примотан конверт тончайшей бумаги. Полупрозрачной, обожжённой с краев. Птица шмыгнула мне в тарелку, спешу освободить тонкую лапку от нити. На конверте всего лишь два слова.

- "Супруге Натаниэля".

Трясущимися руками высвобождаю послание. "Скучаю, люблю, жду встречи. Не смей возвращаться в столицу. С твоим отцом пытаюсь ладить. Натаниэль". Счастливо улыбнулась. Всего три строчки. Любит.

- Хорошие новости? Вы просияли как солнце.

- Чудесные.

- Нам тоже пришла хорошая весть. Корабли пристают к берегу, завтра утром можно будет подняться на борт. Надеюсь, вы согласитесь побывать на моем судне? Обещаю расплатиться за ваше гостеприимство сполна. У меня полные сундуки редчайших вещей. Во всем мире такого не сыщете!

- С радостью. Вот только, где именно они пристали?

- Полдня пути. Мы не стали входить в порт. А тут на берегу есть тихая гавань, она вполне подходит, чтобы пополнить запасы воды, и леса благоприятствуют лову дичи. Вы не пожалеете, если согласитесь прогуляться со мной.

Во дворце меня не ждут. От Великого Султана писем нет. Почему бы не прогуляться? Тем более, что о визитерах хану сообщить все равно надо. А пока я даже страну назвать не могу. На мачтах уж наверняка будут флаги. К вечеру завтрашнего дня точно вернусь обратно. Нехорошее предчувствие кольнуло было сердце. Но зачем мне идти на поводу у Натаниэля и отправляться так сразу в Серебряный лес? Глупость. Чем больше сейчас дам ему в руки власти распоряжаться собой, тем сложнее потом станет вырвать её обратно. Прогуляюсь до гавани, а потом направляюсь в Серебряный лес, раз уж во дворце он меня видеть не хочет. Что за ерунду он придумал с чумой? Или просто от меня скрывает какие-то свои дела? Налаживает отношения эльфов с ханом? Он и в письме об этом писал. Должно быть, хочет, чтобы я не мешала своим присутствием. Быть может, и так.

Натаниэль

Бегу со всех ног в нашу оранжерею. Следом тенью, то забегая вперёд, то немного отставая, несётся чертова кошка. Два раза чуть с лестницы из-за нее не слетел. Что она ко мне привязалась? Дверь распахнул, едва переведя сорванное бегом дыхание. Четверо из свиты стоят ногами в горшках, пятый лежит на полу. Сверху на нем, чуть не вцепившись в белое горло, улеглась объемная тварь и мусолит краешек капюшона. Тело скорее напоминает тощего крокодила с хаером вдоль хребтины. Морда плоская, узкая, приплющенная с боков, глаза немного навыкат, прикрыты прозрачным веком. Зубищи как у хорошего волкодава, полупрозрачные крылья вжаты в бока. Хвост украшен кисточкой жёсткого серого меха, такого же, как идёт по спине.