Подобную роль в активном обновлении законодательства играют и правовые акты, определяющие условия формирования государственной политики в той или иной сфере. Весьма показательна в этом плане государственная семейная политика, представляющая собой «целостную систему принципов, задач и приоритетных мер, направленных на поддержку, укрепление и защиту семьи как фундаментальной основы российского общества, сохранение традиционных семейных ценностей, повышение роли семьи в жизни общества, повышение авторитета родительства в семье и обществе, профилактику и преодоление семейного неблагополучия, улучшение условий и повышение качества жизни семей»[64].

Несмотря на то что вводные положения Концепции государственной семейной политики в большинстве имеют декларативный характер, в ней был сформулирован важный ориентир для дальнейшей законотворческой деятельности, в частности, определено участие российских семей в реализации государственной семейной политики, предполагающее их активную роль в партнерстве с властью, бизнесом и общественностью[65].

Таким образом, несмотря на использование сходной терминологии, ставить знак равенства между правовой и государственной доктриной не представляется возможным, хотя, бесспорно, что названные понятия, выполняющие различную роль, должны соотноситься друг с другом в процессе дальнейшего совершенствования действующего законодательства.

В современных исследованиях в большинстве случаев понятие доктрины рассматривается и характеризуется с позиции общей теории права, а не отраслевого значения данного термина. Указывается, что это «система идей о праве, выражающих различные социальные интересы и определяющих содержание и функционирование правовой системы и непосредственно воздействующих на волю и сознание субъектов права, официально признаваемых государством в качестве обязательных путем ссылки на труды авторитетных знатоков права в нормативно-правовых актах или юридической практикой в силу их авторитета и общепринятости»[66].

На наш взгляд, такое понимание в полной мере применимо и к науке гражданского права при условии разъяснения смысла и содержания таких понятий, как «авторитетность» и «общепринятость» научных взглядов. Плюрализм общей теории права в полной мере применим и к современному состоянию цивилистических концепций. Например, научные исследования, посвященные понятию, видам и формам права собственности, представлены несколькими научными школами, причем положения и выводы ученых, относящиеся к различным научным направления, нередко не просто не согласуются, но находятся в непримиримом антагонизме.

Такую множественность и противоречивость концепций и суждений глубоко проанализировали А.Я. Рыженков и А.Е. Черноморец, которые выделили несколько доктринальных подходов к определению понятия права собственности. Авторами, в частности, был отмечен экономический подход к теории права собственности в русле социализации (подход В.И. Лоскутова)[67], причем прорывом в учении экономистов о собственности и правовых формах ее реализации была названа работа В.А. Каменецкого и В.П. Патрикеева[68] (Собственность в XXI столетии. М., 2004). Среди юристов, обращавшихся к рассматриваемой проблематике, были выделены В.А. Тархов и В.А. Рыбаков, разработавшие и обосновавшие оригинальную концепцию права собственности (Собственность и право собственности. Уфа, 2001), основу которой составляет теория К. Маркса и диалектический материализм[69]. А.Я. Рыженков и А.Е. Черноморец обратили внимание на интересный подход к рассматриваемой проблематике М.В. Власовой (Право собственности в России: возникновение, юридическое содержание, пути развития. М., 2002), рассматривающей право собственности в контексте идеальной категории справедливости как явления субъективного, «в отличие от собственности как объективной реальности»