Эта текучая масса производила впечатление легкой и невесомой материи, так как уже не отличалась по цвету от остального ландшафта, полностью сливаясь с ним. Мимо него длинными дымными тяжами проносились полупризрачные тени. Их стало гораздо больше со времени появления первых в начале пути. Сполохи вносили в удручающее единообразие цвета темно-серые оттенки. Но они только подчеркивали давящий чувства колорит бесконечной пустыни.

Максим не сразу понял, что могло породить такие перемены. Когда он понял в чём дело, то сразу покрылся обильной испариной, как будто ему и вправду стало невыносимо жарко. Все вокруг словно было выжжено необычайным жаром. Телом он не ощущал его, но умом понимал, что окружен пеклом. Максим будто находился в невидимом коконе и мог только видеть этот, сожженный дотла, до праха и золы мир, и слышать его звуки.

Максим настолько он был поражен открывшейся перед ним картиной апокалипсиса, что не сразу услышал доносившийся со всех сторон, полный жути и страданий, вой. В нём как будто смешались тысячи оттенков человеческой боли и тоски. Этот непрерывный вопль-стон ворвался в его мозг. Он обрушился на него с сокрушительной силой взрыва, грохотом сокрушаемой Вселенной!

И тем более было невероятно, что среди этого первородного источника какофонии, Максим вдруг услышал звуки, вовсе невозможные среди этой массы овеществлённых звуков: «Кхе… кхе…». Возникшие в его голове, они сразу перекрыли все остальные. Наступила тишина.

Оглушенный и потрясённый увиденным, Максим поднял глаза. Прямо перед ним, шагах в пяти, на камне сидел человек. Он был в плаще с наброшенным на голову капюшоном такого же неразличимо-пепельного цвета, как и всё вокруг. Капюшон полностью закрывал лицо, лишь борода, концом острого клинышка серела из-под кромки. Его фигура почти слилась с фоном, и лишь черный посох, тонкой, неровной линией прочеркивал её от ног до багровой кромки неба над его головой.

Человек шевельнулся, осыпая со своих плеч тончайшую пудру пепла:

– Ну, что ж, вот ты и добрался…

Его голос был густ, с оттяжкой в хрипотцу и чуть свистящ. Своим звучанием он производил впечатление такой же невесомости и праха.

– Кто ты? Зачем я здесь?! Что тебе надо?! – чуть ли не закричал Максим.

– Погоди… не стоит горячиться! На всё ты получишь ответы…

Фигура повела рукой, указав пальцем на соседний камень.

– Нам о многом надо поговорить. Мы с тобой только в начале пути, а потому не трать свой запал и присядь. Можешь задать свой первый вопрос. Хочу тебя предупредить, если хочешь узнать, где ты, и почему ты здесь. Обдумывай свои вопросы тщательнее, не торопись, от них будут зависеть последующие. У нас с тобой впереди много времени, можно сказать, вечность…

– Я умер? Где я?

Максим скорее машинально выдавил из себя эти слова. Сознание отказывалось воспринимать действительность. Осыпанная пеплом фигура источала ужас. Он стал воплощением того вселенского страха, который сопровождает человека с первых мгновений его жизни. Фигура неспешно подняла посох. Указав на далекие сполохи, опоясывающие горизонт, пророкотала:

– Умирают вон там… Не таких вопросов я жду от тебя. Напрягись и обдумай хорошенько, что следует спросить. Я жду…

Максим часто полагался на свою интуицию. Вот и сейчас эта пара слов наитием сорвалась с его губ:

– Кто ты?

Максим скорее почувствовал, как сидящая напротив фигура, чуть заметно усмехнулась:

– Резонно. Многие начинают с этого… Как ты сам думаешь, кто перед тобой?

– Не знаю… если бы знал, то не спросил бы.

– И это резонно, – всхрапнула густым обертоном фигура, отчего с ее капюшона тонкими невесомыми струйками ссыпался пепел. – А потому не заставлю тебя более напрягаться в поисках ответа. Оставлю эту задачку на потом, когда тебе действительно придет пора найти ответ. А пока можешь звать меня М.