Да ведь такой портрет существует. Я его сделал.

Дело было в 2006 году, я писал свой первый роман – «Любимая мартышка дома Тан». Сегодня, конечно, ясно, что он получился слабее всех последующих без исключения, этакое лоскутное одеяло с очевидными белыми нитками, но некоторые лоскуты… некоторые… И вот она, эта сцена, с сильными сокращениями (поскольку здесь не та книга, где были бы уместны взятые из романа геополитические расположения середины 8-го века). Вот она, вот она.

«И тут в коридоре, в этом мире напуганного шепота и семенящих шагов, раздался невероятно красивый, спокойный, бархатный баритон, внятно и неторопливо выговаривающий каждое слово:

– Ну, без столика с благовониями тут придется, наверное, обойтись, милый мой дружок? Мы ведь можем принять нашего офицера и без этих церемоний, правда?

Доски пола тихо задрожали от ровного шага властителя величайшей из империй.

Я видел многих властителей, в том числе в самые тяжелые для них минуты. Вблизи они редко напоминали самих себя на дворцовых церемониях, где нашим глазам являлись живые статуи, сверкающие золотом и разноцветным шелком. Вблизи же, по моему опыту, то были несчастные, раздраженные люди с помятыми лицами и загнанными глазами.

Человек, возникший передо мной на пороге, был не просто красив. Светлый император был великолепен.

Лицо седого льва в расцвете сил было свежим, губы чуть улыбались, а устремленные на меня молодые умные глаза сияли искренним уважением и сочувствием: я не мог бы и на мгновение усомниться, что встреча со мной для него – радость, что я ему приятен и интересен.

Этот человек нес свой немалый, как у всех принцев Ли, живот легко и с удовольствием. Он излучал веселую энергию и несокрушимое здоровье. Простые одежды пурпурного цвета были чистыми и сидели на нем ловко и аккуратно, как будто он не провел ночь в экипаже, а утро – среди собственной взбунтовавшейся гвардии.

Я замер в своем углу, боясь пошевелиться.

Потом начал бормотать извинения “простого офицера-варвара, который не знает дворцового этикета”. Гао, возвышаясь чуть сзади над плечом своего продолжавшего стоять властелина, молчал бесстрастно, но с явным одобрением.

– А ведь вам нелегко пришлось, офицер, – тихо и очень отчетливо сказал мне Светлый император, подходя совсем близко и всматриваясь в мое лицо. – Знаете что, вот вам мой первый приказ. Как только мы сейчас поговорим, зайдите-ка вы на здешнюю кухню и передайте им мое распоряжение, чтобы вам немедленно дали поесть. Там с этим большие проблемы (тут он иронично улыбнулся), но, например… (тут последовала красивая пауза, длившаяся ни на мгновение больше или меньше, чем нужно) например, кунжутную лепешку…

Снова пауза, но совсем маленькая.

– Прошлой ночью, в дороге, – снова раскатился этот невероятный баритон, – один… друг… принес мне такую лепешку вместо ужина. И знаете ли что (он повернул тяжелую львиную голову к Гао и просиял почти детской улыбкой)… Я никогда не забуду, как она была хороша.

Я чувствовал, что от близости этого человека, легко пахнувшего чем-то свежим и лимонным, по моим щекам сейчас польются слезы. Я хотел сказать ему, что и сам навсегда запомню вкус этой лепешки под звездами на теплом летнем небе. И еще – что я знаю то, о чем он молчит: голова того друга, который принес ему этот дар, воткнута сейчас на острие копья над воротами.

Я хотел упасть к его ногам и, захлебываясь словами, успеть высказать все – как я спешил сюда, как боялся не успеть. И как сейчас, когда я увидел его, пришли самые важные и прекрасные минуты всей моей жизни, о которых я, если останусь жив, расскажу только самым дорогим и близким.