Книга тематически разделена на три части, каждая из которых состоит из нескольких глав. Первые две части посвящены внутригрупповой дифференциации, а последняя – оформлению целостной группы. Эти процессы можно обособить друг от друга только в аналитических целях, так как в реальной жизни они развивались параллельно. В начале первой части мы будем сопровождать только что демобилизовавшихся ветеранов в их зачастую хаотическом путешествии на родину. Наряду со всевозможными трофеями, военными байками, ранениями и хроническими недугами, которые будут мучить их до конца жизни, они везли с собой убежденность в том, что имеют полнейшее право на достойную жизнь после войны. Это осознание собственных заслуг подпитывалось тогда официальной пропагандой, которая обещала солдатам-героям именно то, чего они ждали. Однако, когда ветераны наконец-то добирались до родных мест и успешно увольнялись из армии, незамедлительно обнаруживалось, что приятные посулы в основном пусты: вместо сытой послевоенной жизни их ждала рутина дурно работающей бюрократической машины, о чем подробнее будет рассказываться в главе 2. Соответственно, в главе 3 речь пойдет о тех факторах, которые все-таки позволяли бывшим фронтовикам интегрироваться в гражданскую жизнь: о негосударственных социальных связях, сетях, институтах.

Во второй части будут проанализированы некоторые размежевания, наметившиеся в ходе демобилизации, а также интеграции, позже расколовшие «фронтовое братство». Инвалиды войны, которым посвящена глава 4, были вынуждены решать специфические проблемы, обусловленные их увечьями и отсутствием адекватной социальной поддержки со стороны государства, которое интересовалось только трудоспособными гражданами. В этой главе говорится также о том, что даже внутри этой особенной категории ветеранов наблюдалась выраженная дифференциация по уровню доходов и качеству жизни – своеобразная иерархия нищеты. В главе 5 мы обратимся к иной коллективности, обремененной нетипичными проблемами: к бывшим советским военнопленным, на родине столкнувшимся с дискриминацией и преследованиями. Глава 6 расширит горизонт анализа, выходя за рамки упомянутых проблемных групп и показывая, что после войны у бывших солдат в целом отсутствовала объединяющая их социальная траектория: как и в других воевавших странах, кто-то из них преуспел, а кто-то нет.

Переключая внимание с процессов, разобщавших ветеранов, на процессы, которые их объединяли, две главы третьей части сосредотачиваются на возникновении советского ветеранского движения и последующем превращении выживших бойцов из «сообщества заслуживающих» сначала в статусную группу, а потом и в корпоративную группу, встроенную в позднесоветский порядок. В этих двух финальных главах подытоживается аргументация всей моей работы. Как и в первой части, в фокусе внимания здесь остается отнюдь не только государство, которое рассматривается мной как весьма важный, но далеко не единственный актор более широкого социокультурного и социопсихологического процесса, в ходе которого собиралась и распадалась такая социальная сущность, как «ветераны»[72].

В полном объеме весь этот процесс не контролировался никем. Государство зачастую вынуждено было уступать, поддаваясь натиску силы, которая не вполне была ему подвластна. Тем не менее последнее слово оставалось за ним: хотя государственная политика не могла упразднить «сообщество заслуживающих», она с легкостью могла противостоять ветеранским требованиям. Главенство авторитарного государства в установлении хронологических вех, в соответствии с которыми развивалось ветеранское движение, описывается в заключительной части книги; подвергать эту роль сомнению невозможно – чтобы убедиться в этом, достаточно самого беглого взгляда на периоды, которые были пройдены ветеранами как социальной группой и как движением. «Сообщество заслуживающих» сложилось во время войны и сразу же после ее завершения, причем оно смогло выжить, несмотря на почти десятилетнее непризнание. Хрущевское правление привнесло некоторые перемены, особенно в оформление памяти о войне и становление культа войны, а также в некоторой степени в организационные дела, но никакого институционального развития «сообщества заслуживающих», на чем ветераны настаивали с 1945 года, так и не произошло. Только благодаря прагматизму Брежнева, которому нравилось изображать из себя героя-фронтовика, этот период латентного существования подошел к концу. Когда в 1985 году к власти пришел Горбачев, ветераны – к тому времени их ряды поредели и постарели, – стали основной статусной группой советского общества. Несмотря на всю риторику «возвращения к ленинским заветам», Горбачев продолжил и завершил процесс, начатый его предшественниками в эпоху застоя. По мере того, как время шло, а старшие когорты ветеранов таяли, оставшиеся все больше сближались между собой в возрастном плане. Если в 1945 году «их поколенческий профиль был расплывчатым», то теперь «они демонстрировали гораздо меньшую хронологическую диффузию». Они начали превращаться в отдельное поколение, у представителей которого становилось все больше общего со сверстниками, пусть даже не воевавшими на фронте, но разделявшими с ними коллективный опыт военной поры. Такие люди были для бывших фронтовиков гораздо ближе, чем более молодые советские граждане. В результате с 1970-х годов в торжественном публичном дискурсе рядом с «героями Сталинграда и Курска» регулярно стали появляться «ветераны труда», бывшие рабочие и колхозники. Этот процесс «смычки», сближения идентичностей «пенсионера» и «ветерана»