– Да палка эта, разрядное устройство или как её там. Щас не пользуются, с мертвецами от неё толку мало. Обычно. Но в фургоне есть всё равно.

– Понятно.

Пётр откинулся на сидении. Курить хотелось невыносимо.

– Я жрать хочу, – сказал Вик. – Притормозим здесь.

И зарулил на обочину.

– Жрать? – моргнул Пётр. – Где?

– Тут есть. – Вик отключил двигатель, и косящие фары медленно погасли. – Автомат. Хот-доги. Пойдёшь?

Они вылезли из фургона. Вик быстро зашагал мимо кривых и слепых киосков. Все оконца были завешены листами мятого гофра. Почерневший от копоти снег скрипел под ногами.

– Автомат? – Пётр с трудом поспевал за Виком. – И чего, ночью работает?

– Работает, конечно. А хули бы мы туда пёрлись тогда?

Автомат прятался среди закрытых киосков – вывеска у него не горела, лишь слабо подсвечивался платёжный терминал.

– Не вызывает он как-то доверия! – хмыкнул Пётр.

– И хер с тобой! У тебя ток водка палёная, от которой кишки гудят, доверие вызывает! Можешь голодать, мне чё!

Вик приложил ладонь к считывателю. Автомат выплюнул продолговатый брикет в целлофановой упаковке. Вик взял его и тут же перехватил другой рукой.

– Горячий, блядь! Перегрели почему-то.

Брикет был коричневого цвета, с закруглёнными краями.

– Похоже на говно, – сказал Пётр.

– Да пошёл ты! – Вик разорвал целлофан и принюхался так, словно сам сомневался в съедобности «хот-дога». – Нормально. Перегрели, а так нормально. Какая-то сука поигралась тут с настройками.

Пётр пожал плечами и тоже купил себе «хот-дог».

Они устроились позади киоска – где не было ветра. «Хот-дог» оказался комковатым. Разжёванные куски приставали к нёбу, как клейкая паста. Но вкус был приятным – мясным и острым.

– Подпортили малость, – сказал Вик. – Но всё равно неплохо.

– Нормально. Есть можно.

– Ты это, глотнуть-то дай.

Несмотря на отсутствие ветра, Пётр чувствовал, как холод проникает сквозь его тяжёлую тёплую куртку. Он доел «хот-дог», скомкал обвёртку и помассировал окоченевшие ладони. Вик же продолжал смаковать, с «хот-догом» в одной руке, фляжкой – в другой. Щёки у него зарозовели, а водка больше не вызывала нареканий.

– Коптя-ят! – протянул он с важным видом, точно доморощенный философ.

– Ты о чём?

Вик кивнул в сторону широких труб, которые поднимались над панельными домами. Чёрный дым сливался с пустым беззвёздным небом, и казалось, что трубы затягивают в себя темноту.

– Опять перебои будут! – Вик облизнул губы. – Не в центральных, конечно. У тех сучек каждый день праздник. Но нам вот прилетит наверняка.

– Это да.

– Отключить бы на хер все эти поганки! Это ж они всё из города высасывают. Паразиты, бля!

Где-то вдалеке, еле пробиваясь сквозь густой шлейф смога, поблёскивали тусклые огоньки.

– Жди, – нахмурился Пётр. – Они отопление, скорее, отключат.

– Отключат, как пить дать. И свет.

Вик доел «хот-дог», но фляжку не возвращал.

– Пойдём, может? – сказал Пётр. – Я уж дубеть начинаю.

– Погоди! – запротестовал Вик. – Ты подыши! Тебе полезно. Считай это курсом новичка, бля! Да и нам нужно же патрулировать на хер, мы и патрулируем! Глотни вот!

Вик встряхнул фляжку.

– Мне хватит! – отвернулся Пётр. – А патрулировать и сидя в тепле можно. Пошли!

– Тут как-то уютно. – Вик показал на заброшенные киоски. – Все эти коробочки. И ветра нет. И гарью почти не пахнет. Есть еда и… – Он приложился к фляжке. – К холоду надо привыкнуть. Надо пустить его, блядь, в себя, закалиться, а то зимой околеешь тут же!

– Философ, твою мать.

– О, кстати! – Вик толкнул Петра в плечо. – Вспомнил я, чё мне говорили. По поводу шунтов этих ебучих.

– И чего тебе говорили?

– Говорили, значит, – Вик набрал воздуха в грудь, – что здесь, в третьем, у мужика карачун был, он дубу дал, понятное дело, причём шунт у него, все дела, такой весь прокаченный до сотого левела…