Однажды, когда Амбулас ночью вышел из своей комнаты, чтобы попить воды, он спустился вниз по лестнице, и заметил, что дверь в кабинет его дяди была приоткрыта. Он осторожно заглянул внутрь, и заметил, что Леон отсутствовал. Только он уже было хотел выйти, как его внимание привлекла блестящая коробочка на рабочем столе. То была табачница. Амбулась чуть слышно вошел внутрь. В кабинете было очень холодно, и невкусно пахло, а картины в темноте его немного пугали. Он бесшумно залез на стул, облокотился на стол, и принялся рассматривать чудесную на его взгляд безделушку. Он попробовал ее открыть, но она никак не поддавалась. Тогда он схватил ножичек и принялся подковыривать им крышку.
– Это что еще такое? – за спиной Амбуласа рявкнул голос. Ребенок дрогнул, снес со стола табачницу, в последствии которая раскрылась и рассыпала табак, опрокинул локтем чернильницу на какую-то книжку, и сам свалился со стула.
Он увидел пред собой разъяренного дядю, который весь покраснел и был готов взорваться изнутри. Амбулас так же разглядел кошмарные шрамы на его лице, которые при тусклом свете свечи казались просто ужасающими.
– Что он тут делает?! Заберите ребёнка! Матрина! – Леон кричал во всё горло, рычал как медведь. Его голос казался громче самого грома в страшную бурю.
Сбежались все: няня, гувернантка, повариха. Они поспешно унесли малыша. Амбуласа не могли уложить всю ночь, он не хотел смыкать глаза.
После той ночи ребенок начал замыкаться в себе. Он редко улыбался, больше не смеялся. Совсем перестал плакать, не проявлял ласку, нежность. Можно сказать, он был совершенно безэмоциональным. Амбулас перестал играть игры, не проявлял интереса к учебе, не просил почитать ему, перестал общаться. Он стал сам по себе.
К одиннадцати годам было заметно, что он рос сильной и незаурядной личностью. Он сам для себя открывал пути формирования. Он всего достигал сам активной физической и мыслительной работой. Он рос натурой независимой и самостоятельной, и поэтому можно было догадаться, что в будущем его нельзя будет склонить авторитетами.
К четырнадцати годам он стал отрицать искусство, как пустую трату времени. Не любил романтику, не любил стихи, хотя сам когда-то сочинять пытался их. Он воспитал сам в себе сдержанную манеру речи, манеру держать себя. Амбулас сам нанял для себя мастера по фехтованию. После года обучения, продолжил занятия самостоятельно. Он любил природу, часто уходил в походы. В первое время это заставляло сильно поволноваться гувернантку, но позже она смирилась и с этим. Няня уволилась, так как ребёнок вырос, он стал юношей. Повариха подхватила лихорадку и скончалась. Наняли вместо нее немую и страшную на вид старуху.
Когда Амбулас окончательно перестал проявлять интерес к окружающим, им заинтересовался Леон. Он начал чаще выходит из кабинета, незаметно наблюдая за парнем, когда тот занимался фехтованием в саду. Леон часто поражался физической силе худощавого Амбуласа, который часами мог беспрерывно подтягиваться и отжиматься на спортивной площадке, которую юноша же сотворил собственноручно. Его привлекало в нем суровость, которую находил в себе.
Как-то всё так же наблюдая за ним, к Леону со спины тихонько подошла гувернантка, и сочла нужным сказать эти слова:
– Нынешнее его поведение служит защитным панцирем. В очень нежном возрасте душа вынуждена была создать его себе ради выживания в опасном семейном и общественном климате. Дальнейшее развитие характера оказалось преимущественно укреплением и совершенствованием данного панциря, но сама личность сохранилась под ним по-детски беззащитной. – И после вздоха добавила, – Я скучаю по малышу-Амбуласу.