Ацтаки мотнул головой, сгреб за плечи, притянул к себе, дохнул в лицо хмелем.

– Я готов следовать за ветром своего брата, – заявил он, – хотя и много воды утекло, но какие-то следы могли остаться. Завтра наведаемся туда. Вместе.

Таверна внезапно взорвалась восторженными голосами. Аль повернулся – в центре зала сдвигали столы, освобождая пространство. Там уже стояла тройка музыкантов и парень в белой рубашке.

– Тебе повезло, – жарко зашептал на ухо Ацтаки, – «Огненные струи» выступают здесь не часто.

Музыка перебила гул голосов, и зрители стихли. Один из парней запел. Такийский Аль знал уже неплохо – все-таки ближайшие соседи, причем из разряда сегодня друзья, а завтра враги. Парень пел о море, о деве, что ждет возлюбленного домой. А по полу текли, собираясь в центре, струйки воды, чтобы вскинуться к потолку фонтаном, приплясывая в такт музыке.

Одна песня сменила другую, и застучал тревожно барабан – в песне корабль шел в бой. Резкая вспышка озарила таверну, Аль аж отшатнулся, заморгал – огненные струи заплясали вместе с водными – и присвистнул: редкий дар у парня, сразу с двумя стихиями мастерски управляться.

Танцуя под музыку, водные струи подпрыгивали вверх, замирали у потолка, словно сгустки созвездий, а снизу к ним, стремясь догнать, выстреливали огненные шутихи, бросая на воду желтые блики. И потом все вместе опадали вниз.

– Потрясающе, – прошептал Аль.

– Они лучшие, – подтвердил такиец, – хозяин таверны их друг, вот и приходят сюда иногда.

А потом они подпевали всей таверной, и Аль тоже пел, надрывая горло. Хлопал по столу ладонями, топал ногами и чувствовал себя совершенно счастливым.

Его потрясли, и Аль мучительно застонал – в голову точно камней набили. И сейчас они перекатывались, стуча о черепную коробку, взрываясь фонтанчиками боли. Он крепко зажмурился, прикусил губу, пытаясь унять приступ головной боли, от которого уже тошнило. Кто-то распахнул шторы, и солнечный свет ударил по глазам.

– Давай-давай, просыпайся, день уже, – насмешливо предложил знакомый голос.

Аль выругался – исключительно про себя. Провел рукой по груди – вроде в одежде, и даже укрыт.

Прошлый вечер тонул в тумане, но судя по тому, что Майра рядом, ему все же удалось добраться до своей каюты.

Жыргхва! Как же мутит. И хочется пить. Аль осторожно повернулся на спину, стараясь не сотрясать поселившиеся в голове камни.

– Болит? – сочувственно поинтересовалась Майра, заметив его страдания и тут же безжалостно добавив: – А вот не надо было напиваться.

Аль поморщился. Не понимает, что спрашивает. Разве когда вечером потребляют, думают о том, что будет утром?

– Я не просто пил, а устанавливал, – он облизал пересохшие губы, сглотнул, – дипломатические связи.

Над головой насмешливо фыркнули. Аль и сам ощутил себя ужасно глупо. Попытался вспомнить заклинание от похмелья, но целительство всегда давалось ему с трудом, а сейчас и вовсе отказалось повиноваться.

– Нашел с кем устанавливать. С пиратами! – возмутилась Майра и распорядилась: – Садись, я тебе отвар приготовила.

В нос ударил запах заваренных трав и еще чего-то кислого.

– Пей. У нас муж кухарки был любителем крепкого, так она меня отвар готовить научила. Как знала, что пригодится.

Аль почувствовал, что краснеет. Намек был более чем явным. Он принял исходящую паром чашу. Сделал острожный глоток. Горло свело от горечи, но голову отпустило.

– Не пираты они, – вступился он за такийцев, ощущая некую солидарность с жителями архипелага. Как они поют! А как умеют танцевать!

– Конечно, – пропела Майра, насмешливо улыбаясь, – и девушек больше не похищают, и капитанами не становятся, совершив абордаж.