– Да. Ничего не изменилось.

Я рассмеялась настолько громко, что ее мама выглянула из окна, чтобы удостоверится, что нас никто еще не убил, а это был просто истерических смех, а не крик.

– Нет разницы, – продолжала она в том же духе, – знать, что ты с Марса или не знать – все равно такая же ненормальная что раньше, что и сейчас. Но, черт тебя побери! – вдруг заорала она, что мама снова появилась в прозрачном стекле. – Это слишком интересно, чтобы перестать слушать твои бредни.

– Да, в последнее время я пишу много ненормальных вещей.

– О! – вытянула она лицо. Я предчувствовала гениальное продолжение. – Только не говори, что прошлые работы были адекватными! Ой, не смеши меня!

– А что?

– Нет, ну, посмотрите на нее, – фыркнула она. – Нет! Ты сама-то читала, что там? Реально вместо тебя все это братья-инопланетяне пишут? Или стой… под чем ты была? Потому что уносит тебя не по-детски! – я все думала, откуда она всего этого набралась.

– М-да, в неправильном для тебя обществе ты легко будешь принят за того, кто рожден быть ими осужденным. А люди не имеют определения для меня. Возможно, я смогу постигнуть определение для «человека». Хотя слишком в этом сомневаюсь.

– Кто ж тебя знает… – это был откровенный сарказм.

– Да пошла ты.

Стрелы змеиных улыбок взяли прицелы друг на друга.


И я действительно, оказалась самым большим болтуном в этом мире – я ничего не смогла. Прыгнуть в океан, в котором, знала, что утону, мозгов хватило, а сейчас именно тот момент, когда ты сделал шаг с крыши небоскреба в пустоту и лишь после того как уже пол секунды паришь – ты уже 40 раз пожалел об это своей дурости. Ты оставил все свои мечты, все дорогие чувства позади, в чудесном мире, что гаснет прямо сейчас. Ты оставил все… ради чего и кого старался весь мир – ради тебя, дурака, все происходило, а ты, идиот, оставил бОльшую часть себя так и ничего не поняв.


Вечер. Я знаю, что я дома. Лето. И сердце все болит одиноко. Я знаю, что передо мною сидит хорошо известный мне человек. Добрый, отданный полностью мне, глаза горят, а человек хочет спать, сильное сердце, неуверенный ритм, расслабленная поза на лавочке передо мной и я – один из не многих, кто это видел, вера в мечты и озадаченный взгляд ответом на тогдашние мои сигналы о жизни, но кто этот человек на самом деле? Я лишь помню, что…

– Ты та, которая хотела быть Ален?

– Естественно, я – Ален, – она манерно потянула последнее слово, что заставило засомневаться в ее ответе.

Я вижу, что взгляд слишком свободен и уверен сейчас, его владелец беззаботен лишь на три секунды.

– Почему ты спросила?

– А?

– Почему ты спросила?

– А… просто.

Теперь отвечала не я. Как и не я говорила с мамой, прежде чем оказаться в душе. Я проснулась, когда струя воды, кажись, вот-вот продолбила бы дыру в моей черепушке. О чем я говорю людям? Вопрос в том, кто говорит? Но я знаю, что даже если бы я была в себе, ответы мои не изменились бы и на слог.

Что происходит? Так… так ведь живут все люди, не так ли?


А 19 лет – это много или мало? Это «еще» или «уже»? А вы верите цифрам? Думаю, я не имею права относиться столь критически к этому миру и людям, но какого черта я продолжаю это делать, мне все равно, и надеюсь, подобная глупость не станет причиной моей гибели.

– Ты кто?

Девушка улыбнулась, посмотрев в пол.

– Что? Как ты?

Я не могла выбрать подобающий ответ, ведь я человек передо мной так и не назвался. Я молча наблюдала, как он моет руки с легкими мыслями, пытаясь получить подсказку.

– Эй. Что язык проглотила?

– Кто Вы?

– Что?

– Уф. Не смешно.

– Мама! – позвала я.

– Я тут.

Сзади появилась светлая женщина. Это моя мама, да. Но кто эта девушка? В нашем доме в последнее время много гостей.