До лица во рыданье слепом…
Я одна! Космос, я пред тобою одна.
Обнаженнее нету меня.
Я дитя твое, матерь твоя и жена,
Ветвь, сполох мирового огня!
Сколько лет мне отпущено, черный Простор?…
Колесница летит надо мной…
Выпускай же в меня, через жаркий костер,
Стрелы звездные – все до одной!
Я вцепляюсь – в рычаг…
я вперяюсь – вперед,
В солнцеликую бездну огней…
И подъялись власы: что там за хоровод…
Лики, что лун Сатурна бледней?!…
То видение… брежу!… то Космос навлек,
Охватил мне короною лоб…
Закачался мой утлый небесный челнок,
Мой при жизни запаянный гроб!
И увидела я: все летели ко мне,
Все, любила кого на Земле —
Иван Грозный в опричном сполошном огне,
Тинторетто во фресковой мгле!
И седой лев Бетховен, глухой – синева
Его глаз все нутро потрясла! —
И раскосый монах – его звоны-слова
Канченджанга в снега вобрала… —
Тот поморский рыбак, что меня взял в полон,
Как севрюгу в путине схватил, —
С бородой благовонною царь Соломон,
Что кольцо «ВСЕ ПРОХОДИТ» носил,
И слепой от рожденья звонарь Калистрат —
С ним мы на колокольню взошли,
И он плакал, шепча: «Твои очи горят,
Как Стожары над краем земли!…» —
Первобытный охотник – он тушу вола
Мне, кровавую, бросил, смеясь, —
И юродивый Ванька – за ним я ушла
По суглинку осеннему, в грязь…
И старик-летописец, что праздник любви,
Как по Четьям-Минеям, справлял,
И, целуя рабочие руки мои,
Их на досках – лучами писал…
Сколько было их?… – Не перечислю вовек:
Лики светят, и звезды горят,
Каждый раб – человек,
Каждый царь – человек,
И возлюбленный мною – стократ!
О, идите ко мне!… Не покиньте меня!…
Я любила вас – кожей, нутром,
Плотью сердца, полетом такого огня —
Пред кончиной не вспомнят добром!
Я вас всех заберу в ледяную ладью.
Вы со мной поплывете туда,
Где сбираются души в большую семью,
Где горит Голубая Звезда…
Только чей это лик возникает из тьмы —
Лик безносый, немой, костяной…
Уходи. Я дала тебе Космос взаймы.
Дай побыть мне живою женой.
Я люблю моих милых. Гляди – все пришли,
Притулились, приникли ко мне!…
Напоследок уста горемычной Земли
Я целую в кромешном огне!
О, любимый мой!… Свет и года, и века
Совершает стремительный путь.
О, возлюблен будь!… Радость моя велика:
И по смерти меня не забудь…
Ты пришел ко мне – в лицах во многих един —
В заточенье межзвездной тюрьмы —
Ты холоп мой и царь,
Ты отец мой и сын,
Ибо живы друг другом лишь мы!
И, безумная баба, в эфире ночном,
Простирая ко звездам ладонь,
Поняла: бытие снилось девичьим сном,
А теперь– настоящий огонь!
Настоящая Жизнь.
Неподдельная Смерть.
И Любовь, что уже ни о чем
Не рыдает. И звезд золотых круговерть.
И чужая Звезда за плечом.
О, чужая Звезда,
Голубая Звезда!…
Не видна ты с родимой Земли…
Ты дрожишь… Ты по-женски светла и горда…
Как зовут тебя?… Аннабель-Ли?…
И ни ангелы неба, ни духи пучин
Никогда уже не разлучат
Души любящих женщин, летящих мужчин —
Пусть в безмерном полете одна ты, один,
Пусть никто не вернется назад.
Фавор
Воздымалась гора над Волгой горбом медведя мохнатого.
Гроза клубилась. Молния изо чрева, мглой объятого,
Ударяла во реки блюдо серебряное.
Звезды закручивались в зените браслетами тяжелыми, древними…
Ночь пахла ягодой безумной, первым золотом
В листве дубов, первым – от звезд идущим – холодом,
Молоком из крынки, из погреба вынутой,
Соленой слезою души скитальческой, всеми покинутой…
Я стояла на горе, в рубахе, голорукая, босая,
Под ветром, рыбой пахнущим, худая, простоволосая,
По любови – страждущая, без любови – одинокая,
Обочь любови плещущая Волга глубокая…
И молилась я так, руки лодчонкой смоленой складывая:
«Господи! Твой шаг в грозовых лучах угадываю —
Пошли мне любовь, Господи, не израненную-избитую,